Первые три дня двигались лишь до полудня, остальное время занимаясь строевыми упражнениями и подгонкой вооружения: изготавливали большие щиты для пешцев и дополнительные запасы пик, стрел и сулиц. Неосмотрительное обещание Дарника казгарцам постоянной службы привело к заметному брожению среди липовцев – выходило, что те уже гриди, а они лишь бойники, а если гриди они все, то не уравняют ли их в оплате с теми, кто еще себя ни в чем не проявил. Узнав об этом, воевода через вожаков объявил, что все ратники станут гридями лишь к осени, если не разбредутся по домам, а останутся с ним на зимовку, а в оплате ничьи заслуги не останутся забытыми. Также пообещал, что первый месяц старшие напарники за проступки казгарцев не отвечают.
Больше всего Дарника удивляло, что почти никого не заботил сам их новый поход. Не обсуждали его даже сотские, видимо, уже привыкнув, что воевода всегда сам знает, что делает. Беспокоился только Быстрян:
– Ты хоть знаешь, сколько их, этих сарнаков? Кто они и как воюют?
– Мы идем их не считать, а побеждать. Если вы выполните все, что я вам скажу, никто не сможет нас победить, – самоуверенно отвечал юный военачальник.
На четвертый день старая казгарская дорога оборвалась возле сожженного селения на берегу маленькой речушки. Как следует отдохнув, войско перешло речушку вброд и оказалось в земле сарнаков. Лесных массивов здесь было значительно больше, чем у Казгара, а обилие ручьев и речек превращало луга в обильное высокотравье. Сарнаки считались полустепняками, летом вели со своими стадами кочевую жизнь, а зиму проводили в селищах с теплыми деревянными избами. Их присутствие выдавали изредка попадавшиеся большие круглые стога свежезаготовленного сена, огороженные от оленей завалом из молодых деревьев.
Самих стад и селищ почему-то долго не попадалось. Загадку разгадал Быстрян, определив, что селища должны находиться как можно дальше от Итиля, чтобы лихие люди с ладей не могли захватить их врасплох. Свернув на северо-запад, войско двинулось по бездорожью, огибая лесные урочища. Кажется, невелика разница между плохой дорожной колеей и заросшим лугом, однако движение походной колонны заметно замедлилось.
Парные дозоры Жураня ехали впереди широким в полверсты веером, прочесывая и лесные островки. В одном из лесков они вспугнули группу детей, собиравших землянику. После короткой погони удалось поймать двух десятилетних девочек. Среди булгарских гридей нашелся толмач, говорящий по-сарнакски. Девочки сначала дичились, ничего не говорили, лишь когда их отвели к детской повозке к полудюжине сверстников, они слегка успокоились и согласились показать дорогу к своему селищу.
Селище сарнаков представляло собой десяток восьмиугольных бревенчатых домов с островерхими крышами, напоминающими кочевые юрты, и огороженных снаружи весьма условным жердяным забором, способным удерживать овец, коров и лошадей, но вовсе не людей. Дети, прибежавшие из леска, успели поднять тревогу, и в разные стороны от селища уже мчались гонцы-подростки. Несколько стариков и женщин с луками и охотничьими рогатинами в руках – вот и все его защитники.
Дарник был в затруднении: что делать с такой вызывающей беззащитностью?
– Найди человека, который проведет нас к их главной ставке. Только никого не трогай, – сказал он Жураню.
Тот с десятком всадников и толмачом поскакал к селищу. Чуть погодя оттуда послышались женские крики и звон оружия. Воевода сделал знак, и к селищу помчался еще один десяток жураньцев. Вскоре из селища прибыл гонец.
– Там сумасшедшая баба одного нашего убила, – сообщил он. – Журань вяжет их. Не знает, что дальше.
Рыбья Кровь почувствовал сильное раздражение – еще и людей здесь терять.
– Почему убила? – строго спросил он.
– Да сумасшедшая, выскочила из-за угла и вилы в бок.
– Все сжечь, – коротко приказал воевода. – Сумасшедшую заколоть.
Следом появился другой гонец с противоположной стороны колонны и сообщил, что показались вооруженные сарнаки. Их не больше дюжины всадников, но они уже обстреляли из луков боевое охранение.
Над селищем поднимался дым. Вернувшиеся конники привезли жалкую добычу: десяток топоров, охотничьи луки, вышитые бисером женские одежды, пригнали нескольких пленников и лошадей.
– Зачем нам эти старики? – холодно обратился к Жураню Дарник.
– А что с ними делать? – смутился сотский.
Дарник не ответил.
– Гони их! – крикнул Журань своим воинам.
Двоих стариков и трех старух отогнали прочь. Остались дети и две молодые девушки. Их по знаку Жураня погнали к повозкам.
– А кто поведет к их главному городу? – спросил Рыбья Кровь.
Журань, спохватившись, помчался за уже отошедшими стариками. Арсы сдержанно посмеивались над незадачливым сотским. Старик с козлиной бородкой на круглом лице стал что-то оживленно объяснять.
– Он говорит, что у них главного города нет, – перевел толмач. – Три раза в год они собираются на большой сход, который всегда бывает на новом месте.
– Пускай ведет к своим ближним соседям, – сказал Дарник.
Старик снова что-то по-своему залопотал.