Рыбья кровь

И вот катафракты, окружив три боевые колесницы, с пиками наперевес двинулись в непривычное для них пешее наступление. Конные сарнаки то наступали, то отступали с трех сторон на пешцев Бортя, не решаясь, впрочем, зайти им с тыла, дабы не подставляться под удар быстрянцев. Отойдя от берега почти на версту, Борть без подсказки со стороны воеводы развернул свои сотни направо и уже не шеренгами, а колоннами повел пешцев на сарнакский стан. Чуть погодя следом за ними свернули и быстрянцы.

Дарнику ничего не оставалось, как оставить на произвол судьбы обоз и со всеми конниками присоединиться к ним. Поняв, что неустрашимые пришельцы собираются атаковать их стан, половина сарнаков поспешила вернуться за повозки и изготовиться там к обороне. Но что могли сделать их охотничьи луки против каменных реп, в два удара превращающих любую повозку в груду обломков? Как только в обоих повозочных рядах образовался достаточно широкий проем, туда железным клином ринулись катафракты, жураньцы и первая сотня бортичей.

– И мы? – возбужденно потребовал десятский арсов.

– И мы! – согласно кивнул воевода, и сам повел их в бой.

Прикрывать их с тыла от второй половины степняков осталась вторая сотня бортичей и колесницы.

Чрезмерная храбрость и самоотверженность сослужили сарнакам плохую службу. На помощь их воинам в стане пришли женщины, старики и подростки, но они скорее мешали, чем помогали, и длинные пики дарникцев прокалывали их, как птичьи тушки для костра. Впрочем, большой резни все же не случилось. После первой рукопашной сшибки противник попятился, и спустя короткое время возникла давка, перешедшая в паническое бегство. Сотни людей на бегу валили собственные шатры, путаясь в материи и веревках, что еще больше увеличивало общую сумятицу.

Дарник словно восполнял свое бездействие у стен Казгара: закинув уздечку своего коня за переднюю луку седла, с двух рук разил мечом и клевцом всех, кто попадался на пути. Необязательно смертельным ударом, а и по ноге, и в обводку щита, и по лошадиной морде, и по конскому крупу – каждое его движение убивало, ранило, опрокидывало. И вдруг все кончилось – перед ним открылась пустая площадка, усеянная поверженными телами.

– Они уходят! – закричал неизвестно откуда появившийся Селезень.

– Кто уходит? – не понял воевода.

– Их конники уходят! – радостно махнул в сторону поля оруженосец.

Маланкин сын окинул взглядом пространство сарнакского стана. Вошедшие в раж дарникцы крестили мечами бегущих степняков направо и налево.

– Пленных брать! Пленных! Всем скажи!

Дарник остановил двух-трех арсов, и те поскакали передавать дальше распоряжение воеводы.

Сам он с несколькими телохранителями выбрался через брешь обратно на поле. Действительно, сарнакские всадники уже уходили за кромку поля. К Дарнику подъехал Меченый.

– Мы, кажется, подстрелили их предводителя, – сообщил он, указывая на удаляющееся знамя сарнакцев. – Орехи кончились, и я приказал стрелять яблоками. В это их знамя как раз и угодили.

– Труби сбор! – приказал воевода трубачу.

Слабый звук одинокой трубы сквозь шум продолжающейся борьбы могли услышать только очень чуткие уши.

– У нас скоро на каждого бойника по отдельной повозке будет, – усмехаясь, проговорил Меченый, кивая на сарнакское добро. О том же думал и Дарник: как бы добычи не оказалось слишком много.

Гонец от Лисича сообщил, что они нашли для переправы повозок более удобное место. Всех, кто по сигналу собирался к воеводскому знамени, Рыбья Кровь тут же отправлял для охраны переправы. Но его опасения были напрасны. Не привыкшие к серьезной дисциплине степняки пребывали от своего поражения в слишком сильном унынии, чтобы думать о каких-то дополнительных укусах.

Лишь когда к сарнакскому стану прибыли последние повозки и сундуки, воевода посчитал битву с сарнаками законченной. Победа обошлась дарникцам в шестьдесят человек убитыми и почти в сто раненых. Зато пленных набралось больше двухсот человек, из них треть составляли молодые женщины. На сарнакских детей и стариков уже и внимания не обращали, они потерянно бродили по всему стану, разыскивая убитых и раненых родичей. Никаких особых ценностей, кроме бесчисленных шатров и медных котлов, победителям обнаружить не удалось. Что-то похожее на роскошь находилось только в вышитом шатре сарнакского хана. Широкое ложе, застеленное коврами, и три сундука с одеждой, украшениями и серебряной утварью.