Рыбья кровь

Странно, но никто территориальным захватам липовского князя не препятствовал. Напротив, стоило только вырасти одной бревенчатой веже, окруженной завалом из деревьев, как из лесов и камышей появлялись полудикие лесовики и речники и просили у покорителя арсов разрешения обосноваться рядом с вооруженным дворищем. Им не было дела до далеких ратных подвигов Рыбьей Крови, хотелось лишь пахать землю, выращивать скот и чтобы никто до последней хлебной корки не обирал их. Это их доверие трогало Дарника до слез, и всем своим вежатникам он строго наказывал ни в чем не обижать пугливых поселенцев.

Вместе с прибылью населения была и убыль. Из Малого Булгара в Калач ушли две ватаги пленных, затем из Окуницы прибыл обоз из восемнадцати саней, на которых сарнаки привезли бычьи кожи и овечью шерсть в качестве выкупа за своих пленных. Следом за сарнаками с остёрскими купцами явились булгарские выкупщики. Эти, правда, выкупали только знатных завиловцев, зато платили за них золотом и заморским жемчугом.

Предприимчивое начало, которое и при арсах не покидало липовцев, получило еще большее развитие. Беспокойство Дарника о том, чем, кроме войны, обогатить призвавший его город, разрешилось без всякого его участия, своим собственным порядком. Кожи, шерсть, лен, конопля, воск уже никуда за бесценок не продавались, а превращались в одежду и обувь, шатры и палатки, войлок и пергамент, седла и свечи, сети и паруса. Металлы, привезенные из Казгара, породили кузнецов по меди, олову, бронзе и серебру. Необходимость в любых количествах глиняных плинт дала толчок появлению многочисленных плитщиков, черепичников и гончаров. А возможность иметь торговые ладьи вдвое увеличила ряды мастеров-корабельщиков. Первый, еще тоненький ручеек монет потек и от купеческих пошлин. В Липов стали прибывать стекла и зеркала, дорогая одежда и украшения, вина и южные фрукты.

Горожане и приезжие словно с цепи сорвались, наполняя свои дома всевозможным добром и хвастаясь им друг перед другом. Привычная сонная зимняя жизнь совсем покинула их, каждый рыскал по Посаду и торжищу, ища возможность заработать хоть несколько мелких монет. И главным источником их заработка были княжеские гриди, которые каждый месяц из войсковой казны получали эти самые монеты. У наиболее щедрых из вожаков и десятских быстро образовались целые компании прихлебателей, готовых на любое услужение: что-то сделать, что-то принести, как-то развлечь.

Дарник, видя все это, не знал радоваться ему или огорчаться.

– Так ведут себя во всех столицах, – успокаивал его Фемел. – Запрещать здесь что-либо бессмысленно, надо просто следить, чтобы воины не превратились в пьяный сброд и не вышли из повиновения.

Насчет неповиновения он предупреждал напрасно – в войске накопился уже целый свод наказаний за ту или иную провинность, справедливость которых никто не подвергал сомнению: нарушил – получи свое, заслуженное.

Необычайно выгодной оказалась привычка липовцев работать сообща в просторных работных домах. На виду у всех сложно было отлынивать и только делать вид, что работаешь. Два таких дома выросли и на войсковом дворище. Не к лицу было женам прославленных воинов в чем-то уступать рядовым липовкам, и какое-то время спустя именно отсюда стали выходить лучшие ткани и одежда.

По-иному сложилась и войсковая школа. Когда набрали учеников для обучения грамоте, встал вопрос: чему обучать тех, кто уже научился читать и считать? И была введена вторая ступень обучения, где подростков учили ромейскому языку, военному делу, врачеванию, землемерному и строительному искусству. Из Корояка и Остёра пригласили учителей-ромеев – и дело пошло.

Сам Дарник с подростками по деревьям уже не лазил, занимался больше скрытым обучением вожаков и сотских. Где это видано, чтобы командир боялся отправиться к своим подчиненным? А так уже было у его вожаков с булгарами и с короякцами.

– Чтобы кем-то хорошо командовать, надо быть уверенным, что всегда победишь его в поединке, – объяснил он им. – Но ваше умение должно быть надежно скрыто от чужих глаз, только тогда оно в нужный момент сможет как следует выстрелить.

Арсы-телохранители недаром трепетали перед своим князем. Лишь однажды во время преследования завиловцев Дарник показал им свои когти. Когда они попытались оспорить правильность его действий, говоря, что и сами являются мастерами «ночных укусов», Рыбья Кровь вызвал три пары лучших мечников на поединок и в три приема разделался с ними, поразив весь летучий отряд молниеносными слаженными движениями обоих своих мечей, что замирали в полувершке от обнаженных шей противников. Это был тот самый момент, который «выстрелил» если не на десять лет вперед, то на пару лет точно, возведя воеводу, а затем и князя на недосягаемую ступень личной доблести.

Часто повторяемые состязания поединщиков давно уже выявили лучших из них, и теперь эти мастера-мечники были приставлены в качестве телохранителей к сотским и некоторым вожакам, чтобы учить их негласно своему мастерству.