Рыбья кровь

Первые вести о разгроме Жураня сильно обеспокоили липовчан, никто не мог понять, что станется с их городом, многие мрачно предрекали возвращение злопамятных арсов. Когда же с новым торговым караваном узнали, что Дарник не только жив, но с невиданной легкостью разбил северных пришельцев и Перегуд принял его как своего повелителя, то все вздохнули с огромным облегчением. И теперь каждый из липовчан старался доказать князю свою приязнь и готовность выполнить новые указания. Указание у Дарника для липовчан было только одно: как можно быстрей строить и развивать сам город.

– А чем мы еще, по-твоему, занимаемся? – отвечали ему.

И действительно, присмотревшись, Рыбья Кровь понял, что никого ни в чем упрекнуть нельзя. Более того, за три с половиной месяца его отсутствия городское хозяйство приобрело такую сложность, что он уже не мог даже как следует вникнуть в него. Оставив тиунов-управляющих в одном положении, он нашел их совсем в другом. И вовсе не из-за того, что он плохо ими распорядился, а просто их обязанности изменились сами собой.

Быстрян, отвечающий за крепостные сооружения, наготовил огромное количество бревен и кирпичных плинт, а левобережный Островец превратился в целое городище со своими крепостными стенами. Добавились еще две сигнальные вежи с севера и юга по правобережью Липы. Сигнальщики с четырех сторон каждые два часа подавали знак, что у них все хорошо. Дарник даже слегка смутился от подобных мер предосторожности.

– Получается, что мы очень всего боимся, – заметил он главному сотскому.

– Зато никто никогда не застанет нас врасплох, – ответил тот. – Наши колесницы многие тоже принимают за трусость перед честным боем. Но ты же от них не отказываешься.

Князю нечего было возразить на это.

Меченый, назначенный подготовить полные комплекты вооружения пяти видов для тысячи бойцов, добился в этом поразительных результатов. Закруглил острые углы щитов, чтобы они не ранили собственных лошадей, лепестковые копья сделал разъемными на простой походный посох и меч-лепесток, который в одно мгновение мог намертво прикрепляться к посоху. Облегчил, как мог, общий вес доспехов. А вместо остроконечных шлемов с ребрами жесткости, введенных Дарником, изготовил сотню круглых и гладких шлемов-котелков с сетчатыми забралами. Чтобы показать князю их преимущества, Меченый насадил и тот и другой шлем на вбитые в землю колья и принялся метать в них сулицы. По круглому шлему они скользили и отлетали в сторону, заставляя его лишь слегка качаться на колу, а в дарникском шлеме цеплялись за ребра, и шлем от удара соскакивал с кола и падал на землю. Рыбья Кровь и сам давно заметил, что не только сулицы, но и стрелы способны сбивать с головы гридей его ребристые шлемы, теперь же этой нелепостью ему словно ткнули в лицо.

– Хорошо, пускай будут круглые шлемы, – с трудом процедил он сквозь зубы.

Борть, выровняв и улучшив Толокскую дорогу, пересадил гонцов на ней из седел на легкие двуколки с пышными подушками и через каждые десять верст расставил конные дозорные дворы со сменными лошадьми, так что посланный гонец мог без особой устали обернуться до Толоки и обратно до трех раз в день.

– Давай я точно так сделаю и до Малого Булгара и до Корояка, – настаивал тростенец.

– А зачем? – Дарник не мог сразу переварить открывающиеся возможности быстрой связи.

– Ты же сам говорил, что гонцы бывают важней целых сотен бойников. Ну что ты, как старый дед, ничего не понимаешь?

А может, и в самом деле я уже отстаю в чем-то от них, с тревогой думал Дарник.

Лисич, набивая склады войскового дворища провизией, одеждой, сапогами и другими припасами, принялся все это тщательно записывать, и теперь каждый день приставал к князю, чтобы тот заранее давал ему список всех войсковых перемещений.

– Это у вас, у военных вожаков, мысли только о гридях и их оружии, а о том, чтобы и сапоги заранее были, и одежда, никто не думает, – ворчал он.

Тишайший староста Охлоп, получивший от Дарника еще перед отъездом звание княжеского посадника, вовсю лютовал в торговых и ремесленных рядах, не давая никому отступать от принятых товарных мер и весов. Другой его страстью стала пожарная безопасность. Целый день по Городцу и Посаду разъезжала телега-водовозка, и горе было тем хозяевам, к чьему двору она не могла свободно подъехать. А получить у него согласие на дополнительную деревянную постройку в собственном дворе вообще было невозможно.

Как ни странно, за минувшую зиму меньше всего проявил себя Фемел. Без присутствия князя он был мало заметен липовцам. Ну, учил детей, ну, торговал княжескими товарами, ну, осторожно давал деньги в рост надежным торговцам. Русско-словенский город по-прежнему отказывался принимать его как своего человека.