Рыбья кровь

К ним неожиданно присоединился вынырнувший из береговых зарослей третий бродник, молодой мужчина со строгим лицом. Это был тот самый торговец лошадьми, у которого Дарник выиграл в шахматы-затрикий дорогого аргамака. Звали его Буртым, и сейчас он не преминул напомнить словенскому военачальнику об их прежнем знакомстве:

– Цел ли твой выигрыш?

– Цел и оставлен улучшать княжеский табун.

Две улыбки и одно дружеское рукопожатие, и все мгновенно изменилось. Узнав, что Дарник намерен навсегда оставить Турусскую крепость за собой, Буртым, хорошо осведомленный о славных победах липовского героя, сейчас же ему поверил и взялся во всем помогать.

По его совету пращницы перенесли в другое место. На выходе из селища имелся невидимый с реки за камышами выступ каменистой земли с буграми и деревьями, с которого Танаис просматривался и вверх и вниз по течению. Берег здесь был усеян крупной и мелкой галькой, подходящей в качестве метательных снарядов. Даже Меченый не мог ничего возразить против переноса сюда пращниц.

Ночь прошла спокойно. Наутро войско взялось готовить Турус к обороне: чинили поврежденную ограду, укрепляли смотровые вышки, превращая их в боевые башни с камнеметами на верхней площадке, рыли ров и насыпали вал вокруг своего стана, собирали еще пять пращниц, направленных в сторону реки. Как быть с ладьями, Дарник не знал. Явившийся в Турус с дюжиной родных и двоюродных братьев, Буртым предложил у самых быстроходных судов срубить мачты и затаить их в камышах, чтобы, погнавшись за остальными ладьями, хазарские диремы подставились под внезапный удар сбоку. Так и решили сделать.

К полудню дальние дозоры сообщили о трех больших судах, идущих к Турусе снизу, чуть позже пришла весть о приближающемся с юга конном войске в черных одеждах. Это были знаменитые гурганцы, умеющие на скаку подцепить копьем женское кольцо. Про них Маланкин сын слышал еще от Вочилы, мол, в отличие от других степняков они никогда не избегают рукопашной схватки, а даже сами к ней всегда стремятся, прекрасно владея всеми видами оружия.

Взяв с собой катафрактов, арсов и сеченцев с пешцами за спиной, Рыбья Кровь немедля двинулся им навстречу. Сзади едва поспевали десять колесниц. В двух верстах от Туруса оба войска встретились.

Пять сотен гурганцев, вооруженные длинными пиками, луками и мечами, трусили широкой колонной в сопровождении десятков двуколок с конскими доспехами. При виде липовцев они, вместо того чтобы с ходу атаковать, остановились и принялись надевать конские доспехи на своих лошадей.

По знаку Дарника пешцы спрыгнули на землю, а катафракты пересели с запасных коней на боевых с уже надетыми доспехами. Забыты были все прежние навыки по дальнему обстрелу и победе на расстоянии. Не давая гурганцам построиться, катафракты, а за ними остальные конники с пиками наперевес ринулись на них. Два войска сшиблись в чистом поле.

Князь с двумя ватагами дружинников не лез в гущу сражения, выжидал, что будет дальше. Построившиеся пешцы и колесницы, боясь попасть в своих, тоже бездействовали. Гурганцы достойны были идущей о них славе – сражались умело и яростно. Их подвело отсутствие должного построения, пока передняя сотня истреблялась липовцами, остальные находились в столь тесной мешанине, что не имели возможности прийти на помощь соратникам. Начатый пешими лучниками и камнеметами обстрел задних рядов гурганцев еще больше усилил их сумятицу. Давя друг друга, хазарское войско стало отступать. Арсы и сеченцы только этого и ждали. Поймав боевой кураж, они вдвое усилили натиск, и отступление гурганцев превратилось в бегство. Но даже в бегстве некоторые из них ухитрялись оборачиваться и стрелять из луков в своих преследователей.

Убедившись, что это сражение выиграно, Дарник оставил небольшой отряд для сбора трофейного оружия, а остальных повел назад, к крепости. Там речное сражение уже тоже закончилось, однако с достаточно сомнительным результатом. Уничтожить удалось лишь одну дирему, две другие отошли с незначительными повреждениями. У дарникцев было полностью разбито, сожжено и потоплено пять судов, и это при том, что удался и неожиданный боковой удар безмачтовых ладей, и обстрел пращницами с берега. Ромейский огонь оказался более смертоносным оружием, чем все липовские камнеметы вместе взятые. И победа досталась дарникцам только потому, что у противника кончился запас горшков с горючей смесью. Убитых, сожженных и утонувших ополченцев было за полторы сотни. Подсчет потерь в сухопутном сражении радовал больше: на пятьдесят убитых конников приходилось две с половиной сотни убитых гурганцев (вошедшие в раж арсы пленных не брали, кровожадно добивая раненых).