Рыбья кровь

В четвертый раз из крепости вышел один Голован – сообщить, что вира Дарника принята.

Из восьмидесяти спустившихся к стану женщин почти треть высказала желание остаться у арсов, из них даже несколько короянок. Так же из ста предоставленных лошадей многих старых и больных пришлось отбраковать.

Затем состоялся основной торг. Наконец-то пригодились Дарнику его познания в математике. С тем же увлечением, как до этого расставлял своих воинов, он теперь умножал и делил и как опытный меняла превращал мечи, доспехи и товары арсов в их стоимость в магометанских и ромейских монетах. Присутствовавший Куньша не мог вставить ни ползамечания. Вместо оружия и доспехов вскоре пошли в ход женские украшения, зеркала, дорогие ткани, весовое железо, медь, свинец – Дарник не брезговал ничем и твердо настаивал на своей цене. Арсы уже почти и не спорили, лишь хмуро зыркали на него – по их понятиям, настоящие воины должны были обладать большей щедростью. Один из них так прямо и высказал:

– Разве доблестный боец может быть таким мелочным и прижимистым?

На что Рыбья Кровь беспечно отмахнулся:

– Моя доблесть не мой хозяин, а мой раб. Как хочу, так и делаю.

Чтобы еще больше подразнить арсов, он предложил им вместо одной тысячи дирхемов прибить на воротах крепости свой боевой щит. Посовещавшись, арсы сделали ответное предложение: поставить эту тысячу в качестве заклада на поединок между своим и короякским поединщиками. Причем так ловко назвали Дарника лучшим короякским поединщиком, что отказаться было все равно что признаться в личной трусости. Ставить слишком важное на один счастливый случай – последнее дело, Дарник сразу вспомнил свою игру в затрикий с купцом-бродником. Однако предложение арсов взбудоражило всех короякцев, каждый хотел, чтобы воевода нанес окончательный победный удар в их удачном боевом походе.

– Покажите мне вашего поединщика, – попросил Дарник.

Голован, руководивший выплатой виры, кивнул, и из группы арсов выступил крепкий детина, на вид вроде совсем не опасный. Но за его неторопливыми плавными движениями наметанный взгляд Дарника тотчас угадал взрывчатую стремительность и силу.

– Его победа надо мной, может быть, и стоит тысячу дирхемов, но моя победа над ним не стоит и пяти. – Воевода выдержал короткую паузу. – За пять дирхемов я готов сразиться с ним.

Теперь отступать было поздно уже арсам. Пять дирхемов, так пять. А какое оружие?

– Вы опоздали. Проливать мою кровь надо было раньше, – спокойно объяснил Дарник. – А теперь мы только всех повеселим. – И в качестве оружия он выбрал по две палки, имитирующие большие мечи.

Детина был ярко выраженным правшой – со щитом и мечом или со щитом и палицей с ним едва ли удалось бы сладить, а вот с двумя мечами или палками преимущество было на стороне Маланкиного сына. Они действительно всех здорово повеселили своим поединком. Детина пробовал одной палкой закрываться как щитом, а второй нападать, но никак не мог приладиться к ударам Дарника двумя палками одновременно. А тот игрался, раз за разом бил противника не по торсу или голове, а по пальцам, держащим палки, от чего детина всякий раз болезненно отдергивал руки, а зрители разражались хохотом. Потом с тем же успехом стал бить детину по щиколоткам и коленям, заставляя его все время подскакивать. Так и победил, ни разу не нанеся противнику сильного удара в голову или грудь. Под насмешливые возгласы короякцев Голован выплатил пять дирхемов и согласился на щит Дарника на воротах крепости в обмен на тысячу дирхемов.

В Липов тронулись следующим порядком: впереди ватага Жураня, затем обоз в сопровождении пешцев, а замыкали колонну конники Быстряна с колесницами Меченого – дабы понадежней прикрыть колонну. Предосторожность была излишней – лошадей у арсов почти не осталось, да и веры в то, что им удастся что-либо напоследок отщипнуть, не было никакой. Впрочем, напряжение не покидало короякцев, и лишь когда вдали показался Липов, все вздохнули с некоторым облегчением.

Встречать их высыпало все население городища. Больше всего приветствий досталось, конечно, собственным бойцам, среди которых, ко всеобщей радости, никто не погиб, а лишь пятеро или шестеро получили легкие ранения. Немедленно было устроено пиршество с хмельными медами. Дарник старался держаться как можно скромнее, в отличие от всех прочих короякцев, не устававших хвастать перед липовцами и своим геройством, но как раз эта сдержанность еще заметнее выделяла его, да и не нашлось ни одного ополченца, кто бы хоть раз не упомянул о подвигах своего воеводы.