Он внимательно осмотрел городище. Оно находилось в обширной, окруженной лесистыми холмами чаше на правом высоком берегу Липы. Чашу занимали поля и сенокосы, уже убранные, сейчас здесь, как в южной степи, не было ни кустика, ни деревца. С юга к Липову примыкал большой сад с плодовыми деревьями и кустами, ничем не уступающий садам, виденным Дарником в ромейском Ургане. Основные пастбища находились на левом низинном речном берегу, куда коров и лошадей просто перегоняли через брод. Невысокий дощатый забор вокруг городища и хлипкие сторожевые вышки у двух ворот объяснялись требованием арсом – те не хотели видеть городище слишком хорошо укрепленным. Наличие же пятидесяти больших двухъярусных домов и отдельных бань свидетельствовало уже об уловках самих липовцев – подати платили с дыма, поэтому количество дымов специально ограничили. Зато, в отличие от северных и западных поселений, в Липове имелось несколько длинных работных домов, где липовцы собирались для общих работ: женщины пряли и ткали, мужчины плели сети, строгали табуреты, лепили глиняные горшки. Самый большой и красивый из работных домов предназначался для совместных застолий и собраний. Эти дома Карнаш и собирался пока отвести для дарникской ватаги. Места в них вполне хватало хоть для ста человек, но Дарник с трудом представил себя живущим в них с наложницами и детьми, поэтому он спросил старосту, готовы ли липовцы помочь строить отдельное дворище для его ватаги за стеной городища. Карнаш согласился и на это.
Лихорадочно перебирая все доводы «за» и «против», Дарник вдруг подумал, что может написать князю Рогану послание о том, что остается в Липове, дабы открыть для Корояка свой собственный выход к Итилю и Хвалынскому морю, и написать его на ромейском языке, что наверняка поразит князя: откуда простолюдин знает ромейскую грамоту? От этой мысли Дарник даже рассмеялся, все-таки ему было пятнадцать лет и мальчишеские проказы еще все были при нем.
В войске решение воеводы вызвало настоящее волнение. Кто-то даже стал думать, что их отчаянный вожак хочет вернуться к Арсу и добить его до конца. Немало бойников захотели тоже зимовать в Липове, но Дарник отобрал из них лишь десяток удальцов, неопределенно посулив остальным совместный поход на следующее лето.
Возглавить обратный поход поручалось Быстряну, Куньше, Кривоносу и Лисичу, с тем чтобы через две недели Быстрян с десятью бойниками, наложницами, детьми и скарбом вернулся, а тройки Кривоноса и Лисича сидели до весны в короякском дворище и ждали распоряжений.
Остающимся ватажникам Дарник посоветовал отобрать себе наложниц из освобожденных пленниц. Действительно, многие пленницы из Остёра отказались отправляться в Корояк, надеясь из Липова скорее добраться до родного города. Староста Карнаш кормить их не очень хотел, но против них, как наложниц дарникцев, возразить ничего не мог. Так что волей-неволей все тридцать оставшихся бойников обзавелись наложницами. Еще тридцать пленниц поступили под управление Шуши, которая пообещала, что сумеет прокормить их собственным трудом.
Расставание с войском было слегка омрачено последней дележкой добычи. Пока раздавали дирхемы и другие невоенные ценности, все были довольны. Но как только остающиеся дарникцы стали изымать в свою пользу трофейное оружие, короякские ополченцы глухо зароптали. Подлил масла в огонь и Куньша, начав считать, сколько кому должно достаться повозок и лошадей, и даже покусился забрать четыре колесницы из шести, мол, их делали на посадские деньги.
– Берите, если хотите, только учтите, что арсы за своими мечами пойдут хоть на край света, – сообщил короякским десятским воевода.
Разумеется, желающих испытать такое удовольствие не нашлось.
– Но ты же не дашь им больше совершить набег на Корояк? – обеспокоенно вопрошал Куньша.
– Если вы меня наймете охранять Корояк, то не дам, если не наймете, то какое мне до вас будет дело, – насмешливо отвечал ему Маланкин сын.
Так говорили и поступали древние русы еще до прихода на их землю словен, и Дарник не видел причины, почему он не может точно так же торговать своей воинской доблестью. Бесплатная доблесть существует только в сказках, а если тебя кто-то ценит, то он должен выражать свою цену в золоте и серебре, тогда всем будет все казаться ясным и справедливым.