Рыбья Кровь и княжна

— Ты затем и нужен, чтобы не соединились и не обрушились, — как нечто простое и очевидное, пояснил Влас.

— Чего-то ты, каган, недоговариваешь, — заметил Дарник.

— А недоговариваю я то, чтобы ты не вздумал с новой ратью двинуться на Алёкму. Будет княжеский суд, и все между вами решим.

Вместо слов Рыбья Кровь достал из-за пазухи опись липовских потерь.

— Что это? — спросил каган, принимая пергамент.

— Вира для Алёкмы. Заплатит — уладим все миром.

— Разумно, — похвалил Влас. — Но клятву на мече ты мне все же дай.

Каган позвал своих воевод и тиунов, и в их присутствии Дарник поклялся до княжеского суда не мстить князю Алёкме. Но предложенные слова «не приступать к Гребню и не творить разорение гребенской земле» Рыбья Кровь сказал по-другому: «Не проливать крови гребенских людей».

— Это что же, если ты всех алёкминцев повесишь, это тоже будет не проливать крови гребенских людей? — насторожился один из воевод.

— Если мне удастся всех его гридей переловить без крови, то тогда таких молодцов не зазорно будет и повесить, — насмешливо откликнулся Дарник.

Присутствующие от души посмеялись его шутке.

— Смотри, ты на мече поклялся! — строго предупредил каган.

Все произошло так скоро и внезапно, что Дарник даже не сразу сообразил, что обрекает себя и своих воинов на еще одну зиму без отдыха и даже без подходящего зимнего пристанища, ведь не считать же пристанищем войлочные юрты, занесенные сугробами. Да и вообще, что это за дело такое: с горсткой людей пребывать среди целого моря чужеродных, отнюдь не самых добродушных степных воинов? Однако назад отступать было уже поздно.

— Ну хорошо, разобью я с ними ирхонов, а дальше что? — спросил Дарник, когда они снова остался с каганом наедине.

— Да ты думаешь, этим хазарам много надо? Хорошо перезимовать, и только.

— А весной что?

— А весной они оглядятся и станут требовать товаров за своих коров и овец. На этом всегда оступались города и землепашцы — требовали слишком большую плату за свой хлеб, ткани и железо. У степняков все просто: не хотите меняться по-честному — заберем ваше барахло даром. Это для тебя будет самым трудным: удержать от большой корысти таврических и словенских купцов. Ну да ты торговаться умеешь.

— А потом что? — уныло повторял Дарник, со вниманием слушая откровения кагана.

— А дальше у тебя две дороги: на Таврику или на запад за Славутич.

— И сколько это будет продолжаться?

— А сколько получится. Пока мы не натравим на них других степняков. Словом, без хорошей брани ты с ними не останешься, это я тебе обещаю.

«Ободренный» столь сомнительным образом, Рыбья Кровь вместе с Власом стали принимать тарханов хазарских улусов.

Их было пятнадцать человек во главе с ханом Сатыром. Они входили в каганский шатер размеренным шагом и чинно занимали указанные им места. Толмачей не было, почти все тарханы прекрасно понимали по-словенски. На всех подчеркнуто не было никаких боевых принадлежностей, а лишь мирные полотняные халаты, вышитые орнаментами, свидетельствующими о принадлежности к определенному роду и улусу. С удивлением Дарник отметил среди них трех женщин. Каганский тиун шепотом объяснил ему, что они представляют здесь своих мужей-тарханов, которые по какой-либо причине не смогли явиться.

Когда все собрались, слуги внесли еду и питье. Трапеза проходила в молчании, степная учтивость требовала сначала привыкнуть к присутствию друг друга. Дарник, как невеста на выданье, почти не поднимал глаз, зато хорошо чувствовал пронзительные взгляды гостей, время от времени обжигавшие его.

— Липовский князь Дарник Рыбья Кровь принимает ваше приглашение, — вдруг без всякой подготовки заявил Влас.

Снова последовало продолжительное молчание.

— Теперь послушаем князя Дарника, — еще более неожиданно произнес каган.

Как хорошо, что у него уже был опыт общения с мирархом Калистосом!

— Я хочу в каждый ваш улус направить своего воеводу. Распоряжаться он не будет, просто мне нужны везде свои глаза и уши.

Сатыр чуть заметно согласно кивнул головой.

— И от каждого улуса мне нужен доверенный человек тархана, чтобы каждое утро приходил ко мне по мелким делам улуса.

Хан снова кивнул.

— Еще мне нужен мудрый хазарский советник, чтобы он остерегал меня нарушать ваши законы и обычаи.

По бесстрастным лицам тарханов пробежало одобрительное оживление — это условие липовского князя особенно пришлось им по душе.

— Вот видишь, у тебя все отлично получится, — похвалил каган, когда тарханы с ханом ушли.

— И все равно я не очень понимаю, кем я буду при них, — продолжал сомневаться Дарник. — Проводником, чтобы говорить: сюда идти, а сюда не идти? Или действительно главным воеводой? А тогда хан Сатыр кто: судья в хазарских семейных спорах?

— Ты же понимаешь, что заранее это определить невозможно и ни в какой договор не запишешь. До сих пор не понял, что мечом махать для князя не самое главное? Только что ты отлично говорил с ними, продолжай в том же духе, и скоро они тебя будут слушаться не хуже арсов.

3

На следующий день каган свернул свой стан и отбыл с дружиной в Айдар, оставив липовского князя наедине с целой ордой чужеземных людей.