Рыбья Кровь и княжна

— Для конной хоругви в самый раз, — утверждал Меченый.

Лучники представили боевой плащ-накидку. Вшитая в край плаща палочка позволяла поднимать перед собой левой рукой половину плаща как завесу, в которой застревали бы все стрелы противника.

Не отставали в придумках и конники-катафракты. Вошедший в один из дней на княжескую думу катафракт был с головы до ног закован в железо, даже на коленях и локтях красовались складывающиеся при сгибании металлические пластины. Дарника интересовало одно: как это железо держит удар стрелой из дальнобойного степного лука. Сотский катафрактов Сечень утверждал, что двойной толщины нагрудник и наспинник свободно выдерживают. Быстрян пренебрежительно высказался о складывающихся пластинах, мол, любой удар мечом или палицей, и они складываться перестанут, а будут только мешать в бою. Другие думные советники помалкивали.

— А что скажет княгиня? — развлечения ради спросил князь у жены.

Все, пряча усмешки, глянули на нее. Скучающая на подобных обсуждениях Всеслава вспыхнула, словно ее застали за предосудительным занятием.

— А он сможет без чужой помощи снять доспехи, а потом надеть? — немного подумав, нашлась она.

— Раздевайся! — приказал Рыбья Кровь катафракту.

Тот, сильно копаясь, принялся раздеваться. В конце концов ему удалось все снять, но, глядя на его возню со шнурками и застежками, всем стало очевидно, что назад все это он самостоятельно надеть не сможет.

— Ты все понял? — холодно бросил Дарник Сеченю.

— Ну они всегда с кем-то в паре, друг другу помогут, — стоял тот на своем.

— Это я еще не смотрел, как твой молодец в одиночку на коня влезет, — князю удалось последнее слово оставить за собой.

Когда хорунжие выходили из покоя, Рыбья Кровь отчетливо расслышал голос Меченого:

— Ай да княжна!

Удачное вмешательство жены Дарник посчитал за случайность, которая может произойти с каждым самым недалеким человеком. Но буквально на следующий день его еще больше поразила новость, сообщенная Корнеем.

— Узнай, что именно пророчат княжне ее колдунья и звездочет, — попросил он шута как бы между делом.

— Зачем? Я и так знаю. Звездочет предрек ей первый княжеский год очень тяжелым. А если она хорошо проскочит его, то потом будет как сыр в масле кататься. Колдунья, как и положено, намешала ей приворотного зелья.

Рыбья Кровь пренебрежительно хмыкнул.

— Да не для тебя, а для самой Всеславы, — поправил мальчишка. — Чтобы она целый год была засушенной женой. На князя, сказала Нежана, никакие приворотные зелья действовать не могут, поэтому будем действовать на тебя.

Дарник внутренне даже содрогнулся. Какова, однако, Всеслава! Это же надо такое удумать: в самом начале супружеской жизни притушить все свои чувства и живость поведения, чтобы когда-то потом получить все полной чашей! Да и какая вообще потом будет полная чаша, если всем известно, что самые горячие влюбленности всегда со временем охладевают. Через год она проснется со своими пылкими чувствами, а он уж точно от них окончательно избавится. Понятны теперь и ее пожертвование своим приданым, и старательное участие в княжеском управлении. Ты можешь упрекнуть меня, что я плохая возлюбленная, зато как надежная помощница я выше всех похвал — вот что значило все ее поведение.

Ну что ж, проверим, какая ты на самом деле засушенная жена, решил князь и в тот же вечер отправился к Зорьке.

— Я уж думала, что ты никогда не придешь, — радостно встретила его наложница.

Она жила в Городце, в маленьком дворище, с сыном и старой рабой-служанкой. От всех других княжеских подружек-полюбовниц ее отличала полная непритязательность и редкая уравновешенность. Казалось, что ей совершенно неизвестны обычные женские ухватки, как привлечь и подчинить себе любимого мужчину. Спустя три года Зорька держалась все так же застенчиво и сдержанно, как и в первый день, когда она вместе с двоюродной сестрой Черной отважно покинула свое селище Тростец, чтобы присоединиться к их ватаге вольных бойников и в первый же день стать его наложницей. Позже она, испросив у Дарника разрешение, вышла замуж за рядового воина. Потом воин погиб, и Зорька вновь вернулась под княжеское крыло.

С некоторой оторопью Дарник обнаружил, что у его любимой наложницы синие губы и белесые ресницы, придававшие ей чересчур простоватый и обыденный вид. Раньше ничего подобного он в ней не замечал. Двухлетний сын, игравший в уголке с глиняными лошадками, смотрел на него каким-то совершенно осмысленным взглядом.

Зорька суетливо металась по горнице, собирая на стол угощение и выставляя кувшин ромейского вина. Мальчика унесла из дома испуганная служанка.

Это было как возвращение в прежнюю бойникскую жизнь, когда он не имел еще опыта в отношениях с наложницами и считал, что все каким-то образом само сложится и притрется. И вот вроде бы взрослая жизнь наступила, а он все так же не ведает, как распорядиться любящими его женщинами.

— Ты там еще себе нового мужа не присмотрела? — пошутил князь, чтобы избавиться от неловкости.

— Кому захочется, чтобы его пополам перерубили, — сказала она с улыбкой.