Рыбья Кровь и княжна

— Не нужно ли чего? — вожак-возница обернулся лишь раз.

— Ничего, — звонко ответила Всеслава, крепко пожав кисть мужа своей ладошкой: мол, не бойся, все будет хорошо. Дарник изумленно на нее покосился: еще не хватало, чтобы его кто-то приободрял.

Возница повелительно махнул рукой, и мимо них в обгон помчался в город верховой. Дарник вгляделся в спину расторопного вожака. По лицам он редко когда мог догадаться о мыслях собеседника, зато их фигуры и самые мимолетные движения говорили ему всегда много интересного. Сейчас спина вожака-возницы ясно предупреждала его о чем-то неприятном и даже катастрофичном.

Сани подъехали к лощине-спуску, отделявшей Войсковое Дворище от Городца. Там уже кучкой стояли воеводы и тиуны, не меньше двухсот голов виднелись из-за обеих оград по краям лощины. Воеводы вытолкнули вперед Лисича и Охлопа, как главных правителей.

— Все ли добром? — приветствовал княжескую чету Лисич.

— Добром. А у вас все ли добром? — привычно откликнулся Молодой Хозяин.

— И у нас. Только распоряжения, прости, мы твоего не нашли.

— Что людинам говорить про тебя, не знали, — добавил староста-наместник.

— Я сам потом скажу. — Больше всего Дарнику сейчас хотелось спрятаться от этих пытливых и дотошных сотен глаз. — Мы с княгиней проделали большой путь, и думный совет будет после.

Воеводы с тиунами тут же расступились, и княжеская чета без помех прошла на Дворище и в княжеский дом. Дарник сделал знак, и в приемном покое, кроме них с княжной, остались лишь Лисич и Фемел. Лисич для соблюдения старшинства, Фемел для подробных новостей.

— Когда не нашли твоего распоряжения, стали узнавать, с кем вы могли уехать, каких лошадей взяли, — коротко и ясно говорил ромей. — Никто ничего толком сказать не мог. Арсы как бешеные на всех гридей кидаются, понять ничего не могут. Потом поймали твоих кровников…

— Кого? — Князю показалось, что он ослышался.

— Твоих кровников, — со вкусом повторил дворский тиун. — Из Затесей, из тех, что вы с княжной разрушили и сожгли. Поймали троих затесейцев с метательными ножами, нажали на них, они и сознались. Стали думать, что их не трое, а больше и что они умыкнули вас с княжной. И арсы…

— Что арсы?

— Приговорили своего к смерти. — И Фемел рассказал, как устыженные своей охранной промашкой телохранители тянули жребий, и тот, из ночной княжеской стражи, кто вытянул короткую палочку, бросился на свой меч.

— Насмерть? — невольно вырвался у Молодого Хозяина глупый вопрос.

Фемел с Лисичем молча кивнули. Князь уточнил имя самоубийцы, с облегчением услышав, что тот был не из числа четверки, которой он самолично подсунул кувшины с сонным зельем. Еще несколько окольных вопросов, и Дарник убедился, что о сонном зелье никто так и не пронюхал, а он сам пока тоже не успел похвастать о том Всеславе. Теперь только молчать, навсегда стереть это позорное пятно из своей памяти!

— Так все-таки где вы были? — не сдержал своего любопытства тиун. — И как сумели незаметно даже для арсов ускользнуть?

— Каким путем ушли из Дворища, не войсковым людям знать не полагается, — отвечал ему князь. — А ходили, чтобы я приобщил княжну к моему родовому верованию.

4

Убивший себя по жребию воин к арсам с их суровыми законами не принадлежал. Являлся обыкновенным короякским бойником, дослужившимся до дружинника благодаря двум бронзовым фалерам и своему высокому росту. Дарник отчетливо представлял себе его ужас, когда он бросался обнаженной грудью на собственный меч. Перед этим событием разом померк весь наступивший лад с княжной, напротив, в сердце Дарника стало зарождаться к ней скрытое злое чувство. Сначала гибель вожацких жен в жениховском походе, теперь вот ни в чем не повинного телохранителя. Если бы не Всеслава, не было бы ни первого, ни второго. Словно судьба через княжну пыталась его достать и уязвить.

Из-за всего этого он даже к пойманным затесейцам отнесся мягче, чем следовало. Трое невысоких коренастых лесовиков (один постарше, двое — вчерашние подростки) смотрели угрюмо и, отвечая, не скрывали своего намерения посчитаться с княжеской четой.

— Отправить в Малый Булгар гридями без жалованья, — таким присудил князь. — И в поход пусть тоже пойдут простыми возницами или гребцами.

— В походе у них будет оружие, и они могут оказаться рядом с тобой, — возразил успевший уже поднатореть в управленческих и судебных делах Охлоп.

— На то есть десятские и вожаки булгарской сотни, пусть следят.

— Князь не имеет права давать такие поблажки своим врагам, тем паче смердам, — заявил в отдельной беседе и Фемел.

— Со следующего княжеского заговорщика живьем будет содрана кожа, твердо тебе обещаю, — пошутил в ответ Дарник.

— А объяснить ход своих глубоких мыслей можешь? — не сдавался тиун.

— Запросто. Разве в вашем Священном Писании не сказано, что когда-то в Палестине были города, в которых мог спрятаться самый страшный разбойник, и его никто не трогал?

— Так ты в такой город захотел превратить свой Малый Булгар?

— Ну вроде того.

Всеслава, будучи свидетелем их разговора, позже тоже спросила:

— А все-таки, почему ты решил именно так?