Рыбья Кровь и княжна

От лазутчиков Дарник узнал, что на судах осталась небольшая охрана, все гребцы и воины присоединились к сухопутному войску. Теперь оставалось лишь как следует провести сами стрельбы из пращниц.

Как только спала полуденная жара, князь поднялся на ту из башен, где были лучшие стрелки и собран весь запас горшков с горючей смесью, добытый в устье Танаиса. Для начала произвели пристрелку на дальность. Выпущенные трехпудовые камни улетели дальше чем на три стрелища и упали в море за пределами гавани. Деревянные настилы ходуном ходили, но держали.

— Давай! — скомандовал Рыбья Кровь десятскому пращницы, и россыпь полупудовых камней унеслась в гавань. Такими же мелкими камнями стреляла и соседняя пращница. Две остальных «работали» одиночными трехпудовками.

Собравшиеся на стенах и башнях липовцы громкими возгласами приветствовали каждый удачный выстрел. Поначалу стрельба не отличалась результативностью, да и с полутораста саженей хорошо что-либо рассмотреть было затруднительно. Однако забегавшие по пристани люди и разлетающиеся от больших камней куски досок заметны были всем.

Когда стрелки приноровились к точности тяжелого камнемета, Дарник разрешил взяться за драгоценные горшки. Поджигали фитили и по двое укладывали в черпак пращницы. Первых два горшка попали в дамбу, вторая пара упала посреди гавани, лишь третья пара угодила в дромон. Оставшиеся семь пар горшков падали по-разному, но абсолютно все вспыхивали красно-черным пламенем. И горючая смесь порой прямо по воде подбиралась к бортам дромонов.

До глубокой ночи продолжали стрелять пращницы, добивая горящие суда. Одну бирему ромеям удалось почти вывести из гавани, но тут очередной трехпудовик прошил ее насквозь у самой воды, и она пошла на дно прямо возле затопленного трофейного дромона. На волне ликований в рядах липовцев снова и снова звучали призывы прямо среди ночи выйти всем из крепости и до конца разделаться с ромейским войском. А что? Белую повязку на голову, и режь всех, у кого нет такой повязки. Воеводам едва удалось успокоить своих разошедшихся вояк.

— Как же ты теперь с ромеями союзный договор собираешься заключать? — не мог взять в толк Корней, провожая князя во дворец.

— Увидишь, они еще упрашивать нас станут, — пообещал Дарник.

Рано утром он снова поднялся на башню с пращницей. Черные остовы судов еще дымились. Ромейских воинов нигде не было видно, горожане же как ни в чем не бывало начинали свою будничную дневную суету.

Князю доложили о появлении переговорщиков.

— Не пускать! Теперь мы пошлем к ним своих послов. Позвать отца Паисия.

Священника привели не сразу, пользуясь своей полной свободой, он проводил в крепостной церкви утреннюю службу и не желал прерывать ее. Наконец, чуть усталый и умиротворенный, явился.

— Мне надоело принимать ваших префектов. Теперь ты будешь вести с ним наши переговоры.

— Мой сан не позволяет мне вмешиваться в мирские дела, — твердо произнес отец Паисий.

— Ты и не будешь вмешиваться. Просто передашь наши требования и принесешь ответ.

— А если я не соглашусь?

— Тогда мы возьмемся за меч. Поднимись на башню и посмотри, что сделали мои пьяные камнеметчики за двух повешенных Стахисом моричей. Я еле удержал их, чтобы они не ворвались в город. Да и вообще, принесешь своим архонтам большую пользу, подробно расскажешь им о наших сильных и слабых сторонах. Для начала скажешь им, что мы готовы поменять пятерых пленных стратиотов на всех оставшихся моричей. Если сенатор не согласится, то вечером, по холодку мы снова возьмемся за свои камнеметы. Ты сам скажешь нам, какой из ваших храмов мы можем разрушить первым. — И Дарник жестом указал, что разговор закончен.

Отец Паисий вопросительно посмотрел на присутствующую при разговоре Лидию. Ее молчание красноречиво свидетельствовало, что возражать сумасшедшему «вождю пиратов» бесполезно.

До вечера священник трижды выходил и снова возвращался в крепость, пытаясь внести поправки в обмен пленных, мол, восемнадцать словен за пятерых стратиотов слишком неравно. В ответ Рыбья Кровь распорядился выставить из бойниц башен пять балок с веревочными петлями.

На четвертый раз отец Паисий повел с собой из крепости пятерых стратиотов и вернулся назад со всей ватагой моричей. Последние со слезами на глазах обнимали липовцев, рассказывая, что их действительно собирались всех оскопить. Кого им не удалось поблагодарить, так это самого князя — Дарник отказался их принимать. Столь же сдержан он был и в расспросах священника. На вечернем застолье вопросы переговорщику через толмача задавали сами воеводы.

— Готовят ли ромеи тараны и осадные лестницы?

— Пришло ли новое войско?

— Везут ли дополнительные припасы?

Отец Паисий как мог отвечал. В том числе и на то, о чем не спрашивали:

— Вы загнали сенатора Стахиса в угол. В Константинополе ему не простят сожженные дромоны.

Дарник молчал, вполне довольный этой новостью. Согласно ромейским порядкам, Стахис наверняка пошлет в столицу нового гонца за разъяснением: продолжать ли заключение договора со словенами или готовиться к их уничтожению?