Рыбий глаз

Андрейка подскочил к ней в упор и, схватившись за щуплые плечи старушки, с силой развернул ее. И тут же с ужасом отпрянул. Он увидел, что вместо лица у бабушки было овальное, ослепительно блестящее зеркало. И из этого зеркала на него смотрело его собственное отражение. Серое, как пепел, лицо с черными веками и седыми путаными волосами. Глубокие кровоточащие трещины расходились по его лицу словно паутина. Два обрюзгших желтых подбородка висели безобразными мешками на горле, а изо рта высовывался раздвоенный язык, словно у змеи.

В левом глазу у отражения читалось удивление и страх, которые Андрейка сейчас испытывал, а в другом, из-под повязки струилась темнота. Андрейка, как завороженный, поднес руку к повязке. В отражении рука была длинной и сухой, словно ветка, покрытая редкой собачьей шерстью с длинными, обломанными ногтями. Одним из них он подковырнул повязку и откинул ее на лоб. И на секунду успел увидеть, что глаза там нет, лишь бездонная пропасть пустой глазницы, в которую, словно в слив, начала водоворотом засасываться вся вода вокруг. Это было очень страшно и болезненно. Андрейка закричал, что было мочи, но не было никого, кто бы мог ему помочь.

– Бабушка! Бабушка, помоги!

Бабушка с нескрываемой тревогой на лице сидела у его кровати, тускло освещенной единственной свечкой, то и дело меняла ему мокрую повязку на голове. К утру жар прошел, и мальчик лежал бледный, со слипшимися от пота волосами, а разум его находился в бездне беспамятства. Измученная бессонной ночью, бабушка дремала на стуле рядом, даже во сне не отпуская ладонь внука.

***

Андрейка болел еще целую неделю. Болел он не столько телесно, сколько душевно. Почти все время он проводил в постели. На него навалилась тяжелая, несвойственная детям апатия, и он многими часами мог бессмысленно смотреть в потолок и следить, как в глазах проплывают мушки. Он отвлекался на все, что угодно, лишь бы это мягким отуплением приглушало сознание. Мог рассматривать узоры на покрывале или трещины в стене, но в основном спал глубоким, тяжелым сном без сновидений, просто проваливаясь куда-то в черноту бессмыслия и бесчувствия.

Когда в голове сами собой всплывали мысли о необъяснимой способности предвидеть чужую скорую смерть, он отмахивался от них, как от назойливых мух. Во-первых, потому что было очень страшно рассуждать об этом всерьез, а во-вторых, ему казалось, если он будет игнорировать их, то все исчезнет и наладится само собой. Бабушка поможет, или приедут родители и заберут его в Москву, туда, где уж точно с ним не случится никакой чертовщины, в городе, свободном от любой потусторонней лабуды, потому что в Москве, как нигде, чувствуешь всю ничтожность суеверий в сравнении с реальными и вполне материальными ужасами. Только в деревне может вериться в колдовство и наговоры, в призраков и домовых. И как говорила мама в разговоре с подругой, в Москве ты ощущаешь такой гнет реальных, невыдуманных проблем, а также масштабы черных людских дел, творящихся в пределах кольцевой, что любое вуду кажется пустым звуком и не вызывает ничего, кроме скуки.

В то же время Андрейка прекрасно осознавал, что происходящее с ним однозначно имело сверхъестественную природу. После принятия этого факта он здраво рассудил, что коли так, тогда совсем уж нет никакого смысла пытаться разобраться в этом вопросе, потому что это было все равно, что тыкать пальцем в небо. Однажды он выберет себе объяснение своей особенности, то, которое будет приятнее для осознания и наиболее удобное для сосуществования с ним. Так, как это делают все взрослые. Будет врать сам себе. Но это потом, а сейчас ему ничего не хотелось. Хотелось просто неподвижно лежать под уютным теплом пухового одеяла, оберегающего его от всех проблем внешнего мира, колючие холодные ветра реальности которого так и норовили иссадить в кровь его голую беззащитную душу. Здесь ему было самое место.

Андрейка вяло думал о том, как было бы здорово вообще больше никогда не выходить из своей комнаты, чтобы больше не ошибаться, не заблуждаться, не видеть и не чувствовать зла и перемен этого мира, которые, казалось, всегда движутся только в худшую сторону.