Рыбка из «Аквариума»

Центр высоко оценил операцию и документы, хотя они и не являлись военными секретами, однако имели важное значение. Содержание их ориентировало работу советских резидентур и было интересным МИДу. Большую ценность представляли список мексиканцев, завербованных ФБР и ЦРУ в 1958 году, а также фотокопии всех разработок работников посольства и других советских учреждений в Мексике, проведенных мексиканской тайной полицией за время президентства сеньора Адольфо Руиса Ксртинеса. Дела-формуляры давали сценку работы офицеров резидентур с точки зрения противника, явно внеся поправки и коррективы в характеристики, ежегодно составлявшиеся руководителями советской разведки. Было видно, кому следовало вести себя поосмотрительнее, кто был чист, а кого срочно следовало — эвакуировать. На деле-формуляре, заведенном на военно-морского атташе, автор, оставивший по себе след непонятной закорючкой, начертал: «¡Voló a tiempo!» [2] Так что не «заболей» в Москве отец капитана первого ранга, кто знает, может быть, скоро замначальника ГРУ по кадрам пришлось бы назначать пенсию семье «погибшего при исполнении служебного долга».

Правда, в Центре, куда стекается вся информация, добываемая за рубежом, скоро стало известно, что ловкий бюрократ-капиталист из тайной полиции продал копии этих же самых разработок также и резидентуре ПГУ КГБ. Жуликоватый профессионал действовал по пословице «после нас хоть потоп», сообразуясь или подталкиваемый установившейся в Мексике традицией: со сменой президента республики меняются не только все министры, но и все ведущие чиновники. У нового хозяина страны своя команда.

Почему, спрашивается, напоследок не сорвать куш?

В то же время, после сличения в Управлении информации на площади Дзержинского материалов, полученных от обеих резидентур, начальник ПГУ генерал-лейтенант А.М. Сахаровский сделал личное замечание резиденту Зотову, почему-то изъявшему из своей посылки в Центр кое-какие страницы из отдельных дел-формуляров.

* * *

По мере того, как григорианский календарь, превышавший солнечный год всего на 26 секунд, точно отсчитывал дни и месяцы, иными словами, срок пребывания Петра Тарасовича Серко вдали от любимой Родины, Мишель Род все чаще задумывался над ее судьбой. Мексика не входила в группу процветавших стран мира, но сколько же в жизни ее народа было более удобного, разумного, передового. Он диву давался всякий раз, когда ему приходилось бывать в домах и квартирах рабочих и мелких служащих. Не было семьи, которая бы не имела спальни для мужа и жены, детской, гостиной-столовой, благоустроенной кухни с холодильником и ванной. Количество мыла, расходуемого в месяц мексиканцем — городским жителем, мягкая туалетная бумага вместо кусков партийных газет, одна, а то и две рубахи на день вызывали здоровую зависть. А жизнь представителей среднего слоя населения казалась ему кинематографом, рисующим бытие его страны при обещанном партией коммунизме. О людях из состоятельных семей он и не думал — они как сыр в масле катались за счет эксплуатации чужого труда.

Мишель превосходно справлялся' со своим делом, за два года полностью постиг испанский язык и теперь старался говорить на французском как можно меньше. Ему и в Академии французский не очень-то давался. Тяжелый немецкий он легче одолевал. Его друг по Академии Родион, сын крупного генерала, получившего свое первое офицерское звание еще при Николае II, был намного способнее к французскому, как пре себя мыслил Мишель, «по причине принадлежности к голубой крови». И случай с Юлом Б. не забывался…

Пятый не мог и мечтать о лучшем помощнике, который как радист вполне устраивал его: за все время ни одной ошибки. Все гладко было и в личной жизни. Глория любила его и страстно хотела иметь ребенка.

Он диву давался, как молчаливо сносила она его поездки по городу и по стране, явно понимая, что это не могло быть вызвано только одной профессией фотографа. Другая мексиканка непременно бы ревновала, устраивала сцены, а Глория терпеливо ждала, когда он, освободившись, наконец, от забот, одарит ее вниманием, обрадует лаской. И тогда она раскрывалась всем своим латиноамериканским темпераментом.

Неделю назад они были на последнем сеансе в кинотеатре «Пасе», где смотрели фильм «Любовники» с участием несравненной Жанны Моро, главной героини фильмов «Пигмалион» и «Кошка на раскаленной крыше», и шли домой пешком. Глория так распалилась от увиденного, что прямо на перекрестке улицы Букарелли и авениды Чапультепек, где было достаточно прохожих, привлекла к себе Мишеля и устроила любовную игру. Ему было и приятно и в то же время непривычно, боязно привлекать внимание, и он поспешил увлечь ее в дом, до которого было рукой подать. Однако Глория, как только они вошли в пустой проулок Гуйамас, упиравшийся в миниатюрный скверик Морелия, просто вынудила взять ее на скамейке садика. Через несколько минут они уже были дома, под душем, и Глория, проявив в любовных делах неутомимую фантазию, вновь осыпала его ласками, придавая их любви особый, немного фривольный оттенок.