— Ящик… — Эдвард хотел было сказать «водки», но, взглянув на Кристину, вздохнул и сказал: — добрых пожеланий!
Все поняли и рассмеялись, а Мишель сказал:
— Все-таки с вашего разрешения мы не будем нарушать добрый обычай.
— Ну, наперекор широте русской души мы не пойдем. Не так ли, Кристина?
Кристина кивнула. Она молчала до сих пор, счастливая от того, что все складывается столь удачно. И без слов обняла Мишеля. То же самое сделал подполковник Уикли и чисто по-мексикански с азартом похлопал Мишеля по спине. Они расстались на этом до встречи через полтора месяца.
А через месяц после этого рандеву Мишель принял шифровку из «Аквариума», в которой высокое начальство сообщало, что все материалы получены, поздравлял с успехом вербовки Сорок четвертого и объявлял Тридцать седьмому благодарность в приказе.
Глава IV
МОСКОВСКИЕ «СИРЕНЫ»
Мишель с утра, хотя и возвратился вчера в четыре часа ночи, заперся в лаборатории. Он расшифровывал длинную депешу из «Аквариума», когда в дверь постучала Глория и сообщила, что какая-то женщина, у которой очень взволнованный голос, хочет говорить с Мишелем по телефону. Род ругнулся про себя, так как в повседневных делах и заботах до сих пор, — а думал он об этом давно, — не удосужился установить в лаборатории отводную трубку.
Спустившись на этаж и ответив, Мишель услышал Кристину. Та говорила по телефону-автомату и требовала неотложной встречи. Род схватил сумку с фотоаппаратурой, поцеловал дочурку, жену и выскочил на улицу к машине.
Глория, которая в прошлом году окончила университет и теперь преподавала в хорошо оплачиваемой частной школе, имела свободный день и потому не отвозила Анну в ясли. Покончив с неотложными домашними делами и проходя по комнатам, она обратила внимание, что дверь фотолаборатории была открыта, в то время как муж всегда старательно ее запирал. Глории пришла на ум идея воспользоваться обстоятельством и провести уборку в лаборатории. Она вошла в нее и первым делом увидела на рабочем столе карту США с помеченными на ней базами и другими объектами. Этот документ Род получил на последней встрече от своего агента и готовил его с другими бумагами для закладки в тайник резидентуры. Следующее, на что натолкнулся ее взгляд, была страница, испещренная цифрами. Глория ощутила страх и быстро спустилась в квартиру. «Боже, спаси и помилуй! — шептали ее губы. — А я-то, дура, верила отцу, что его затворничество связано с работой фотографа».
А еще через пять минут Глория, не отдавая себе отчета в том, что делала, принялась кухонным ножом открывать незатейливый замок ночной тумбочки у кровати мужа. Язычок поддался, и среди прочих бумаг Глория обнаружила конверт с фотографиями, на которых были надписи на французском и… явно русском — буквы кириллицы были ей знакомы. На одной — детская рожица отдаленно, но несла в себе близкие ее сердцу черты мужа — на обороте стояло слегка затертое «Петр, 1928», на другой — приятное лицо русской женщины — «Галина Александровна, 1944 г.». На одной из фотографий она узнала того господина, который вломился к ней в отсутствие мужа вскоре после свадьбы. Выходит, тот пьяница — никакой не «эмигрант», а скорее всего начальник Мишеля. Русский! Потому и пришел ко мне. Свинья!
Дрожавшие руки слегка прикрыли дверцу, а ноги сами понесли Глорию на крышу. «Я должна все знать! Сделаю уборку! Пусть увидит, что я все знаю! Пусть объяснит, что он думает себе! И что все это значит?»
Орудуя тряпкой и метлой, она обнаружила еще ряд доказательств шпионской, как она поняла, деятельности мужа. Более всего ее ошеломили куски фотопленок с цифровыми данными и ящик с антенной. «Арестуют! Тюрьма! А у меня дочь!» — только это и билось в ее сознании.
Когда, уже после обеда — на улице шумно хлестал дождь — муж возвратился, Глория была вся в слезах. Видя его грустное, полное тревоги лицо, она не нашла сил сдержать себя.
Как только Мишель понял, в чем дело, он немедля набрал служебный телефон тестя, попросил того успокоить дочь и вечером заехать к ним поужинать, чтобы во всем спокойно разобраться.
— Ты оставил открытой лабораторию! Я стала убирать! И теперь я все знаю! Ты — обманщик! Я ненавижу тебя! Всю жизнь ты обманывал меня! Ты использовал мою любовь в черных целях! Чем ты занимаешься? Сделал меня игрушкой в чужих руках!
Он терпеливо выслушал жену и, стараясь быть спокойным, заговорил:
— Ты знаешь, что такое долг? Я исполняю святую обязанность! Ни тебе, ни дочке не приношу вреда. Я люблю вас обоих. Я умру, но буду думать о вас, молить Бога за вас! — совершенно искренне сказал он. И в этот момент из детской в столовую вошла их малышка Аня.
— Мамуля, папуля, не шумите, пожалуйста! Я вас очень люблю! — она взяла отца за руку и потащила к матери, сидевшей на диване. — Дайте, я вас поцелую.
Глория быстро утерла слезы, попыталась улыбнуться дочери, взяла ее на руки.
Когда Глория спустила дочурку на пол, та что-то замурлыкала себе под нос и стала выписывать ножками незатейливые танцевальные па. Мишель попытался было приласкать жену, но та отстранилась.