Рыбка по имени Ваня

Раньше мы, простодушные, неслись галопом, сломя голову по магазинам. А сейчас просто спокойно ждём логического развития событий. Через неделю, максимум через две, Маша шумно, со скандалом, на радость местной жёлтой прессе, выгоняет «это ничтожество, этого вертихвоста в штанах, этого жиголо».

А ведь в школе — не поверите — Маша не пользовалась успехом у мальчишек, ну то есть абсолютно. Сидела тихо, как белобрысая мышь под веником. О чём и выплеснулась однажды в местной районке своим первым «пионерским» опусом:

— В школьном зале оркестр гремит,
И мелькают весёлые лица.
Всё танцует, поёт, веселится —
Лишь девчонка одна в уголочке стоит.

Обошли её танцем мальчишки —

А сама миловидная вроде.
Обошли её танцем мальчишки —
А причёска и платье — по моде.

В вихре танца подружки несутся,

Лишь одна в этом зале тоскует.
И минуты часами плетутся,
Пока рядом другие танцуют.

Кончен вальс. Но уж танго запело.

И мальчишки, ничуть не смущаясь,
Приглашают на танец так смело Своих дам.
А девчонка — осталась!

Прямо к ней старшеклассник идёт…

Нет, не к ней! Нет, не к ней
— а к соседке,
Кареглазой смешливой кокетке —
И на танец соседку зовёт.

…Она выйдет неслышно из зала

И по лестнице, ставшей вдруг длинной,
Тихо спустится с грустного бала
В вестибюль, голубой и пустынный.

В запорошенной шубке фигурка

Будет долго по парку слоняться,
А алмазная пудра снегурки
Будет тихо вокруг осыпаться.

Что ж, девчонка: в отчаянии, может,

Ты вздыхаешь, что загнана в угол.
Но ОН ищет тебя! И ты тоже
Приготовься быть верной подругой.

Пусть на этом балу ты грустила.

Но вся жизнь впереди, как поётся.
И мелодий, весёлых и милых,
В твоё сердце немало вольётся.

И последний свой девичий танец

Ты однажды на свадьбе станцуешь.
Где средь самых первейших красавиц
Ты красавицей первою будешь…

Машку с этим слабеньким стишком вознесли до небес, затаскали по школьным вечерам и конкурсам. И — пошло-поехало.

* * *

Ещё недавно Машиным идеалом был американец Майкл Бом. Ну да, тот самый завсегдатай политических ток-шоу. В самом начале он был такой душка, такой милашка: по-американски наивный, свежий, чистенький, круглоглазый, в отутюженном костюмчике, как пионер.

Так выгодно, так необычно смотрелся на фоне базлавшей аудитории и хабалистых ведущих («колхоз-лапоть», по Машиному определению). Это сейчас он, среди наших, потерял заграничный лоск, засалился, пообтёрся, поистрепался. Тоже стал похож на хабалку в штанах. С волками жить — по-волчьи выть.

— О Майклуша! — страстно стонала Маша и льнула к пощипывавшему её губы экрану. Вытирала на голубом стекле следы жирной помады. — Как ты думаешь, он женат?

— Давно и прочно, — убивала я её мечты на корню.

Набирая чей-нибудь электронный адрес, вместо «майл. ру» — Машины пухлые пальчики непроизвольно выстукивали: «Майкл. Ру! Пишет тебе…».

Пустое вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила…

В профилях на фото, после всех «шопов», Машу можно узнать при большом воображении. Дива! Вообще-то она находится в застарелом законном браке: всё лень до ЗАГСа дойти, развестись. Брак то ли фиктивный, то ли гостевой, чёрт их нынче разберёт.

Последний муж — большой чин в управлении культуры. Сидит в натуральном кожаном кресле, в кабинете с секретаршей и селектором, подписывает бумаги. Благородная серебряная седина, чистый сократовский лоб, интеллигентная бородка, тонкие золотые очки. Готовый герой из чеховской пьесы.

— Редкостная сволочь и тупица невообразимая, — характеризует Маша. — Типичный надуватель щёк.

Её статус в виртуале: свободна, в активном поиске. Так, на всякий случай. А вдруг отыщется на просторах интернета какой-нибудь вдовец миллиардер. Пылко напишет в личку: «О дивная! Очарован вашими гениальными стихами! Приглашаю на свой экваториальный остров. Высылаю платиновое кольцо с бриллиантом пять карат и личный самолёт…».