Рыбка в клетке

По дороге я ни о чем не думаю. Мне тепло и уютно, движение вперед мягко вдавливает мое тело в податливую плоть сиденья, уютно и по-домашнему колышется на ветру синяя занавеска с золотыми кисточками, покачивается на лобовом стекле зеленый амулет «Алла сакласын», справа, будто защищая меня от всего мира, уверенно и спокойно сидит мужчина лет пятидесяти. Я в коконе, в скорлупке, и сейчас мне нужно отсидеться, чтобы найти в себе силы двигаться дальше.

Я проезжаю свою остановку. Выйти – значит признать поражение, продумывать другие планы и претворять их в жизнь, и снова делать что-то новое и непривычное. Я пока не готова. Я протратила много времени, но дайте мне еще немного, чтобы прийти в себя. Еще немного иллюзии защищенности и покоя прежде, чем выйти и снова бороться за не меньшие иллюзии. Еще немного старого, ничем не разбавленного, привычного и изученного до деталей мирка, который не тронет и не обидит, потому что некому трогать и обижать. Еще немного побыть с головой, спрятанной в песок, потому что поднять ее значит увидеть что-то новое, куда-то двигаться и опять ошибаться, и натыкаться на косые взгляды и слышать смешки и шепотки, потому что неуклюжесть и неопытность написаны на лице и читаются в каждом шаге. Я вытащила голову ненадолго, получила по носу, и хочу обратно. Знаю, что нужно терпеть, что поставила целью поменять свою жизнь, но это так страшно.

За окном – город, которого я не знаю. Я никогда не была в этой его части раньше, это далеко от моего района, да и пора возвращаться. Мне не хочется выходить, но еще меньше хочется оказаться одной в неизвестном месте, поэтому на первой же остановке я схожу.

Здесь тихо. Промышленность не успела протянуть сюда свои щупальца с присосками из предприятий и заводов и окутать небо облаком чернильного смога. Возможно, она со временем раскинет здесь свою сеть: заснуют менеджеры с деловыми бумагами, закрутятся в кожаных креслах директора, зазвучат бесконечные звонки – но сейчас здесь тихо. Ленивыми жуками греются на солнце автомобили, сонно и безопасно зевает из своего логова продавщица, в воздухе висят первые нотки знойного звона, трепетно и любовно касаются друг друга кленовые листья. Закрой глаза – и воображение очистит это место от зданий, словно из ниоткуда вырастет трава и распустятся цветы. Это дух не-города: бесхлопотный, несуетный, неспешный. Солнце невесомо и устойчиво. Оно не игриво, детям его не на чем порезвиться: ни проезжающего мимо транспорта, ни зеркальных пряжек на женских сумках, ни стекол очков торопящихся на лекции студентов – потому что нет ни первого, ни второго, ни третьего. Пастораль. Никаких резких движений и громких звуков – как сцена из немого кино или декорации к съемкам. Настолько неожиданно, что забываю пережитую неудачу и пытаюсь подобрать подходящее определение. Улица-призрак, которой нет на карте, потому что в полдень она появляется, а в полночь исчезает? Нет. Кусок города, выкупленный стареющим олигархом, ностальгирующим по тишине и покою? Нет. Это что-то живое, больше похожее на… зверя. Да, это зверь, и он спит. Нет, впал в спячку. Его нельзя будить. Его тихий сон ложится на безлюдные улицы, на многочисленные аллеи, переходы и тропки из сухой серой земли – той самой, которую изгнали из города, – на долговечные блоки квартир, на чисто подметенные дворы. Люди-блохи не разговаривают – чтобы не услышал, и не ходят – чтобы не почувствовал тяжести их шагов. Где-то прорвется ненадолго жизнь: исчезнет за углом чья-то спина, взлает собака, зашипит и заплюется радио – но тут же смолкнет из боязни разбудить. «Пусть спит», – читаю на лице прохожего. Я согласна с ним, поддаюсь его правилам, ступаю мягче. Пусть спит. Его грезы мирны и бессловесны, в его уши не ворвется гул, ноздрей не коснется запах спешки, и в сны не проникнет ничто неожиданное и выходящее за рамки обыденности. Они предсказуемы. Он помнит, что ему снилось вчера, видит это сегодня и знает, что завтра будет тоже самое – бесконечный повтор одной сцены. В своем ведении он в безопасности.