Рыбки всегда плавают вправо

– Дыра? – Дворецкий недоумевающе посмотрел куда-то вниз. – Какая дыра? Ах, э-э-эта дыра? – Он отодвинул в сторону свой бант и поводил внутри дыры своей рукой-рукавом. – Сколько себя помню, она всегда была со мной. Жаль, конечно, что меня из-за неё немного меньше, зато она есть только у меня и ни у кого больше!

Он горделиво выпрямился.

– Как же ты тогда… ешь и пьёшь?

От волнения Клос не смог сформулировать вопрос лучше. Ему почему-то показалось, что с такой удивительной штукой в груди можно делать что угодно, но уж точно не есть и пить.

– Хм… есть и пить она мне никогда не мешала. Признаться, она мне вообще ни в чём никогда не мешала. В отличие от вот этого банта, который уже порядком поизносился. Бант этот мне ну уж совсем надоел, но получше пока нет.

Бастьен вздохнул.

Мальчик уже взял себя в руки. Он поднялся по лестнице и вплотную приблизился к Дворецкому:

– А можно мне сфотографировать? – он с энтузиазмом вытащил из кармана фотоаппарат, – только сними, пожалуйста, свою ливрею и отодвинь бант в сторону, чтобы было виднее.

– Нет уж! На такое я не нанимался! Хочешь фотографировать, давай что-то взамен!

Дворецкий вернул бант на место и посильнее натянул ливрею на своё грузное тело.

Мальчик задумался. При себе, кроме собственной одежды и фотоаппарата, у него ничего не было.

– Бастьен, я подарю тебе фотографию тебя самого! На ней будешь изображён ты вместе со своей чудесной дырой!

– Что ещё за фотография? Себя я могу и так рассматривать в зеркале каждый день!

Дворецкий не подал виду, но ему было очень приятно, что мальчик назвал его дыру чудесной. Ему раньше никогда не делали комплиментов.

– Это что-то вроде вот такой маленькой карточки с картинкой тебя в полный рост. Другой такой ни у кого не будет!

Бастьен не очень понял, что именно представляет из себя фотография, но слова о том, что он будет обладать чем-то редким и уникальным, заинтересовали его. Он согласился, с готовностью стянул ливрею с плеч и, гордо выпятив грудь, продемонстрировал дыру, через которую теперь было явно видно голубое небо и, казалось, даже слегка посвистывал ветер. Фотоаппарат щёлкнул.

– Готово? Теперь давайте фотографию! Только самую лучшую! – он протянул руку.

– Бастьен, – усмехнулся Клос, – фотография не получается так быстро, для начала надо найти очень тёмное помещение и проявить плёнку.

Дворецкий обескураженно смотрел на свою пустую ладонь, точнее, то место под развевающимся на ветру рукавом, где она должна была быть. Потом перевёл взгляд на мальчика.

– Так чего же ты сразу не сказал? Обманул меня? Одурачил доверчивого Бастьена?! Дерзкий мальчишка! – неожиданно он набросился на мальчика и вцепился в фотоаппарат, – Немедленно отдавай мою фотографию!

– Отпусти, ты его сломаешь! – мальчик вцепился в фотоаппарат, и они вместе покатились вниз по ступеням. Грузный Дворецкий навалился сверху, пыхтя, одной рукой держась за фотоаппарат, а второй пытаясь нащупать очки, которые соскочили у него с носа. Его маленькие глазки злобно вращались.

Клос вцепился в фотоаппарат обеими руками и пытался сбросить Дворецкого ногами, но силы были неравны. Ещё несколько секунд – и всем, как прошлым, так и будущим, снимкам пришёл бы конец. Неожиданно о пол крыши гостиницы звякнуло и покатилось что-то металлическое. Бастьен, успевший к этому моменту вернуть свои круглые очки на положенное им место, застыл. Мальчик тоже замер.

На камнях лежала та самая монетка с глазом, блестела, и мальчику даже казалось, что хитро подмигивала.

Воспользовавшись паузой, Клос вырвал фотоаппарат, встал и отряхнулся:

– Вот твоя награда, забирай!

Бастьен на корточках шустро подполз к монетке, бережно поднял её и потёр рукавом. Из злобного обиженного Дворецкого он вдруг резко снова стал тем робким Бастьеном, которого мальчик встретил утром за дверями своих покоев.

– Это мне? О щедрый и великодушный юноша!

Бастьен начал раскланиваться самыми разными способами, чем очень смутил мальчика.

«Вот, значит, как, – подумал Клос, – опять вернулась! Спасибо Старику, без неё мне было бы уже дважды несдобровать! Прав был Пигль: с этим Бастьеном надо быть аккуратнее».

Мальчику многое хотелось высказать своему странному провожатому, но вдруг за его спиной раздался пронзительный отрывистый свист. Прямо у края обрыва выстроились четыре колонны постояльцев самого разного вида: высоких и низких, худощавых и крепкого телосложения. Разве что толстых среди них не было. Все они были одеты в одинаковые белые шорты и повязки на головах. Больше одежды на них не было, что было весьма кстати в такой жаркий день. После следующего свистка каждому из них раздали по белому куску ткани, которые один из работников доставал из огромной кучи.