Рыбный промысел в Древней Руси

Любопытно другое: наступление феодалов на городские владения. Со всех угодий, и рыбных в частности, взимался в пользу казны (если город не был владельческим) натуральный или денежный оброк. Мало этого – особо богатые рыбой участки водоемов были предметом вожделений духовных и светских феодалов. Случай с Пантелеймоновым монастырем наглядно иллюстрирует процесс отторжения городских территорий в XII в. Для более позднего времени количество подобных фактов можно увеличить во много раз.

Вот хороший пример. В середине XVII в. на заре городской жизни в Торопце, при достаточно еще не развитом институте феодальных поборов его жители, как об этом говорилось выше, платили смоленскому князю оброк тремя санями рыбы. А в середине XVI в. (1540 г.), когда город являлся самым значительным центром на западном рубеже между Смоленском и Новгородом, располагал обширным посадом (415 тяглых дворов, 595 человек взрослого мужского населения) и торгом (68 лавок, 2 полка)[450], с городских рыбных ловель взималось всего 1¹/₂ рубля за пять бочек щучины[451]. Причем оброк этот разводили сами жители «по рыбнымъ ловлемъ»[452]. Предполагать здесь снижение оброка по каким-то причинам не приходится. Думается, что лучшие угодья (а окрестности Торопца и поныне славятся прекрасной рыбой) со временем перешли к частным собственникам. У города остались худшие водоемы, ведь щуки (за них, кстати, брали деньгами) никогда не считались ценной рыбой.

В этих условиях стремление городских рыболовов-профессионалов уйти под покровительство крупных феодалов вполне понятно. Их экономическое положение сразу значительно улучшалось. Они освобождались от многочисленных государственных повинностей и, обязанные лишь фиксированным рыбным оброком (иногда в денежной форме) землевладельцу, успешно реализовали основную часть добычи на местных, а возможно, и более далеких рынках. Известны случаи, когда люди (не рыбаки) «выходили с посаду» и закладывались за вотчинниками (Годуновыми, родственниками царя) в Ловецком присуде «для легкости, что им в том присуще жить было легко»[453].

Рассматривая состав городского населения центральных и южных областей Руси в XVI в., присутствие ловцов-профессионалов в большинстве из них устанавливается легко. Однако количество представителей этой профессии, как правило, невелико. Причина здесь одна – отсутствие обширных угодий, обеспечивающих беспрепятственное развитие рыбного промысла. В тех же случаях, где такие угодья имелись (Поволжье, низовья Оки), процент рыбаков сразу возрастал (Переяславль-Залесский, Ярославль, Кострома, Галич и др.). Правда, в основном они были белодворцами, что, впрочем, не влияло коренным образом на промысловый характер их деятельности.

Несколько иная картина сложилась в северо-западном крае – в новгородских и псковских землях. Исследователи давно уже обратили внимание, что в таких городах, как Ладога, Корела и Орешек, рыболовы составляли большинство посадского населения[454]. Так, в Кореле, по переписи 1500 г., из 177 дворов на посаде 110 принадлежали рыболовам, причем 15 числились «лучшими»; в Орешке – 40 дворов из 148, а в древней Ладоге – 73 из 107. В этих городах рыболовство никак нельзя признать свидетельством прочной связи жителей с сельским хозяйством. Напротив, товарный характер промысла выражен очень отчетливо. Внутренние потребности в рыбе перекрывались уловами местных рыбаков в несколько раз. Их промысел был в первую очередь рассчитан на внешний рынок, которым, как это уже отмечалось в литературе, являлся огромный, густо заселенный Новгород[455]. В XV в., как пишет В. Н. Бернадский, «давние рыболовные и звероловные промыслы, солеварение, развивающиеся промыслы по добыче и обработке железа, а может быть, и кожевенное производство работали отчасти уже на широкий рынок, выходивший даже за пределы Новгородской земли»[456].

Вообще, появление в ближайшей и дальней округе крупнейших древнерусских городов промысловых сёл, рядков и настоящих городских поселений с узконаправленной хозяйственной деятельностью знаменует большие успехи процесса общественного разделения труда на Руси. Рыболовству в нём принадлежит заметное место. Новгородские погосты, вроде Ужина и Взвада; псковские посады, например Талабск в Псковском озере, или деревня Мачкова и погост на Куре-озере под Суздалем; сёла на Шексне и многие другие поселения, где процветал рыбный промысел, бывший основным занятием их жителей, приобрели такой характер благодаря установившимся рыночным связям с городами. Именно развитие городов как центров ремесла и торговли давало толчок к дифференциации деревни, начинавшей специализироваться в снабжении города определенными продуктами. Иными словами, близость емкого рынка для деревенских товаров постепенно придавала сельской экономике черты, характерные для городского хозяйства.