Рычащие птицы. Комментарии к будням

Признаться, ее теория очень смела, но небезынтересна: идея возникла в начале пятидесятых годов. Тогда Советы хотели показать США, кто могущественнее. Поскольку спорт двигал массы, выбор был сделан в пользу хоккея с шайбой. Талантливые русские конькобежцы могли за себя постоять. Лучшими оставались Советы, вторыми называли ЧССР, из блондинов образовали шведскую команду, грубиянами стали канадцы, слабаками – американцы и так далее. 26 февраля 1954 года (первый чемпионат мира с участием СССР) шайба навсегда исчезла из игры. Победитель турнира – СССР. Так и пошло с тех пор. Когда Советы политически ослабели, стали побеждать другие. Когда империя распалась, страны выставили собственные команды. Бизнес с притворным состязанием процветает и поныне. И конькобежцы, костюмированные под арбитров, у которых шайба появляется и потом снова исчезает (например, для начального удара), входят в число самых хорошо оплачиваемых фокусников мира.

Путь наверх через постель

Недавно был задан вопрос, почему, ступая на неподвижный эскалатор, люди так легко спотыкаются. Один из очень хороших ответов гласил, что спотыкаешься при этом о свою собственную привычку. Но это не вполне корректно: скорее спотыкаешься о свою иллюзию, принимая желаемое за действительное, поскольку обычно венские эскалаторы из-за постоянного технического обслуживания двигаются только в виде исключения.

Отдаленно родственные проблемы появились недавно и в Граце, где административное начальство полюбило философствовать на тему «секс в офисе». При этом речь шла о женщинах, которые «используют кровать в качестве трамплина, чтобы доспать до верхних ступеней карьерной лестницы». Тут одна великолепная метафора обгоняет другую (вверх по лестнице). Читательница Кристина заметила, что речь всегда идет лишь о женщинах, которые стремятся пробиться наверх через постель, «но никогда о мужчинах, которые продвигают женщин наверх таким образом». Должно быть, причина в том, что ступеньки лестницы подвижны и взаимозаменяемы.

О женщин, якобы доспавшихся до верхних ступенек, которые теперь отдыхают, потому что они уже на самом верху, должно быть, спотыкаются мужчины в попытке подняться выше. Такой же феномен, что и на эскалаторе.

Много счастья в другом месте

Можно думать об Андрэ Хеллере что угодно, но то же самое, в принципе, можно подумать и о любом другом человеке. И это делает Хеллера опять же вполне нормальным. Кроме того, Хеллера можно слушать часами, не скучая при этом, и не помешать ему, как это произошло недавно на FM4.

Правда, Хеллер из 120 минут интервью 110 рассуждает о себе самом, но зато в оставшееся время говорит о мире больше, чем те, кто старается делать это всю свою жизнь. Чтобы диагностировать творчески-защемленное состояние Вены, ему достаточно одного-единственного хромающего оборота: «Нет другого такого города, который желал бы человеку меньше счастья, чем Вена». Кто по неосмотрительности попал здесь в культурные круги, тот это сразу подтвердит. И Хеллер говорит: «С такой же затратой энергии, с какой добиваешься чего-то в Вене, можно добиться того же самого и в Нью-Йорке, и в Париже». Слава богу, Лугнер[104] этого не знал.

В любом случае мы желаем всем молодым художникам, которые разочаровались в Вене, много счастья где-нибудь в другом месте мира. Когда они вернутся звездами, их примут здесь бурно и торжественно и никогда больше не отпустят.

Лица под солнцем

В эти дни можно наблюдать горожан за самым приятным бесплатным занятием в мире. Они сидят на скамейках, подставив лицо солнцу. В ходу также оборот: «Они ловят первые солнечные лучи», – но это звучит как похищение детей с целью выкупа, а это тяжелая работа.

Подставлять лицо солнцу не какой-нибудь грубый рутинный акт, это требует особого умения получать удовольствие. Подставляющий лицо солнцу прикрывает глаза и приступает к просмотру диашоу. Ему показывают великолепные таблицы цветов – от желтого цвета банановой кожуры до мюльмановского оранжевого и до вишнево-томатного красного, смотря насколько крепко сжаты веки. Между тем в голове совершается переворот: мозговые клетки оттаивают ото льда, очищаются от пыли, вывешиваются по отдельности на просушку и подключаются к центральному теплоснабжению.

При этом, правда, коэффициент интеллекта понижается до уровня речного гольца[105], что легко заметить по улыбке того, кто подставляет лицо солнцу. Но сердце при этом чувствует себя хорошо, как открытый камин. И презренно тупая повседневность вдруг не испытывает недостатка ни в одном миллиграмме блаженства – пока не набежит первое облачко.

Лыжная деревня