Не бес-покойся. Будешь работать И будешь неплохо зарабатывать. Мне нужен на внешних связях надежный человек. Такой, на которого можно будет положиться. Который не подведет. И не продаст. Как раз такой,
– как ты, Юленька. И ты начнешь заново строить свою жизнь. И учти – я тебя ни в чем не неволю. Но то, что я тебе предлагаю,. это как раз, именно то, что тебе сейчас нужно. Доверься мне. Я тебя.не подведу. И все будет хорошо.
Отар, видимо, был в Московских милицейских кругах человеком влиятельным. И через неделю с небольшим Юлия имела в своем распоряжении паспорт с новой пропис-кой на свою прежнюю девичью фамилию. Теперь она была Свиридовой Юлией Никола-евной, 1966 года рождения, русской, незамужней, проживающей по адресу: город Москва, улица Фрунзе, дом N14а, квартира 88. Причем, квартира была уже приватизирована на ее имя.. И Юлия имела свидетельство о владении.
Работала она помощником Генерального директора по внешне экономическим связям в торговой фирме "Аркос". Имела отдельный кабинет с городским и междугородним телефонами, персональным
"мобильником" с нео-граниченными, оплачиваемыми фирмой ресурсами, итальянским холодильником,. встро-енным в нишу около окна и персональной туалетной комнатой со входом из кабинета.
Отар вел себя с Юлией очень сдержанно, чисто по деловому и держал себя по отно-шению к ней несколько даже на расстоянии. В гости не навязывался. Ее тоже никуда не приглашал. Юлия терялась в догадках и не могла понять, что же за все этим скрывается. Но женщиной она всегда была решительной, плестись в хвосте событий не умела, да и не желала. Тем более, что к Отару, как к мужчине. ее тянуло постоянно.
И где-то через месяц с небольшим после своего внезапного освобождения от сексуального рабства, на работе, в кабинете у Отара, когда они с Отаром вдруг осталась одни. Она не выдержала и пошла в атаку. Она подошла к Отару, сидевшему в кресле за большим рабочим столом, наклони-лась к нему и прямо спросила:
– Отар, ты почему избегаешь меня? Ты что, теперь – брезгуешь мной, да?. Если это так, то зачем тогда вытаскивал меня оттуда?!
Неужели ты не понимаешь, что я, несмотря ни на что, осталось все-таки человеком, что я – женщина и что я так больше не могу?!..
Отар вскочил с кресла, кинулся к ней, обнял ее, прижал к себе и быстро зашептал, торопливо целуя ее в губы, в щеки, в нос, в шею:
– Что ты, что ты, Юоенька, милая, золотая ты моя! Да как ты могла подумать такое! Я просто боялся подходить к тебе! Боялся, что ты примешь меня за одного из тех, кто к тебе всегда рвался в этом клубе. Я ждал, когда ты отойдешь и успокоишься!
Юлия взяла его за руки, прижала его ладони к своим щекам и расплакалась. Слезы текли по ее лицу, а она целовала его руки и быстро, быстро говорили:
– .Это правда, Отар?! Правда?! Ты не обманываешь меня?! Я не противна тебе те-перь?! Правда?! Правда?!
С тех пор Отар стал иногда приезжать к Юлии домой по вечерам.. А иногда даже и оставался ночевать. И они занимались сексом. Помногу и подолгу. Только секс у них стал совершенно другой. В нем не стало ничего экстремального и ничего сверхъестественного. Это был ровный, тихий, нежный и ласковый секс двух много переживших и очень нужда-ющихся друг в друге взрослых людей, мужчины и женщины. И во время секса они всегда смотрели друг другу в глаза. И видели там только любовь друг у другу, только восхище-ние друг другом и только радость от обладания друг другом…
Жизнь у нее начала вроде бы налаживаться.. А все происшедшее с ней в этом году стало потихонечку отходить в сторону, и воспринималось уже не как реальная часть ее жизни, а как кошмарный, но давний-предавний и совершенно потерявший свою остроту сон. И где-то на краю этой прошедшей жизни остался ее муж, ее Олег. Вернее
– память о нем. Как о чем-то далеком-предалеком, чистом и хорошем, как о самом светлом периоде ее прошлой жизни. И даже не ее жизни..а жизни какой-то другой женщины, сначала де-вочки, потом девушки, а потом уже и молодой женщины, молодой жены, но совершенно не похожей на нее… . Ехать к Олегу объясниться Юлия не могла. Не хватало мужества. воли. смелости, совести, наконец, на подобный шаг. Складывалось впечатление, что она предает и бросает мужа в самый трудный момент его жизни. Бросает тогда, когда у нее самой вроде бы. все налаживается. Стыдно и неловко. Когда ей было плохо, она мужа не бросала; когда стало хорошо – бросила. Слишком уж мерзковато все это попахивает. Слишком.
И тогда она написала Олегу письмо. По другому у нее никак не получалось. Письмо писала несколько дней. Писала и рвала бумагу.
Писала и рвала. Все написанное казалось ей фальшивым и неубедительным. А потом махнула на все рукой и отправила Олегу именно то. что получилось написать. Даже не стала ничего исправлять.
Она писала и пла-кала. Так ей было жалко. Жалко и себя, и Олега, и эту свою развалившуюся семейную жизнь, и эту несчастную страну, в которой им пришлось жить, и это дикое время, когда каждый гражданин