Рысь

Дойдя до развилки, о которой, вероятно, и говорил Шпиттелер, Альфред Хуггенбергер на всякий случай осветил фонариком продолжение тропы и отправился налево, где склон был круче, а широкая тропа вскоре сужалась до едва различимой тропки.

Так же описывал это место и Шпиттелер. Зажав шапку в руке, он продолжил подъем.

Чуть позже Хуггенбергер очутился у подножья скалы, вершины которой не было видно, и распознал в ней скалу, что шла наискосок основного хребта и открывала нужный ему проход. Никакой тропки больше не было.

В поисках следов Хуггенбергер посветил под ноги, но ничего не увидел. Одни лишь камни. Едва он, как ему казалось, отыскивал некий путь, как взметаемые ветром листья и иголки, снова делали все неузнаваемым. Хуггенбергер направил фонарь на скалу, отступил на несколько шагов назад, чтобы получше присмотреться и увидел место, похожее на проход. Перелез через упавшую сосну, вскарабкался по двум небольшим скальным выступам и увидел расщелину.

Вошел внутрь. Увидел что-то черное – выделяющийся на фоне серой скалы параллелепипед из решеток, полтора на полтора метра и два с половиной в длину, открытый с двух сторон. Спереди и сзади поверх головы Хуггенбергера торчали две решетчатые двери. Хуггенбергер был удивлен. Во-первых, его удивил размер. Он представлял себе западню – если это и была та самая западня – поменьше. Еще его удивило месторасположение. Параллелепипед хотя и был установлен в самом узком месте между скалами, но оставлял достаточно места, чтобы сбоку от него мог пройти человек.

Хуггенбергер недоверчиво разглядывал установку. Потрогал заржавелые стойки. Западня была явно не первой свежести. Но то, что это была западня, сомнений не вызывало.

Хуггенбергер осветил фонариком пространство вокруг себя. Повсюду одни скалы. Скалы, обрывы и шумно раскачивающиеся ветви. Ветер сбрасывал со скал и задувал в расщелину иголки и листья.

Хуггенбергер сделал себе укрытие, нашел сучья, натянул у скалы брезент, сохранившийся еще с армейских времен, подумал о хронике Таннера, о Фрице Рустерхольце.

Спустя два часа он сидел так же неподвижно, как и в первые минуты. Ветер не ослабевал. Хуггенбергер закутался в одежду и натянул шапку по самые глаза – так, что ему приходилось поднимать голову, чтобы окинуть взглядом проход. Наряду с кофе и шнапсом это был еще один метод бороться со сном и подозреваемой врачами ригидностью затылочных мышц. Раз уж он сподобился на такой подвиг, хотелось довести дело до конца. Ружейный ствол выглядывал из скального углубления между двумя еловыми ветками. Хуггенбергер ждал.

14

Рядом с косулей зоологи нашли мертвую лису В нескольких метрах от нее лежал детеныш, тоже мертвый. Эти обстоятельства лишь подтвердили, что причиной смерти стал крысиный яд. Останки второго детеныша удалось найти только через три дня.

Ханс Рёлли был подробно допрошен властями относительно произошедшего. Он знал о существовании названного яда. И без обиняков заявил, что раньше пользовался именно этим ядом у себя на дворе. Но с тех пор как он обзавелся несколькими вислоухими кроликами, яды ему не нужны.

Внутри проекта мнения по поводу Ханса Рёлли разошлись. Пауль и Марианна Хильтбруннеры требовали от властей проведения обыска в его доме. Штальдер был против, потому что все равно ничего не докажешь, даже найдя на дворе Рёлли мешок mort-aux-rats rapide. Лен не верил, что старик-альпинист был способен посыпать ядом задранную рысью косулю, и рассказал Паулю и Марианне о домашней кошке, которая всякий раз совершала вместе с Рёлли восхождение на Бальмхорн и которую он кормил.

Споры о Хансе Рёлли поулеглись, когда кантональная полиция объявила, что у нее недостаточно поводов для подозрения, чтобы провести обыск.

Поскольку каких-либо свидетелей отыскать не удалось, расследование завершилось бегло запротоколированной беседой с Хансом Рёлли и официальным «обвинением неизвестного».