Рысь

Лауэнентальскую долину затягивало грядами облаков, солнце выглядывало лишь изредка. Лен находился еще в некотором отдалении от рыси, всего несколько минут назад он оставил машину на парковке у Лауэненского озера. У него не было уверенности, что он приближается к Рае, потому что мощные скалы, окружавшие его здесь, у водопада Тунгельшус, не давали возможности полагаться на приемник.

К тому же, ему было непонятно, правильную ли сторону долины он выбрал. Это прояснится лишь на Хюэтунгеле. А до того надо подняться вверх на четыреста метров.

Чуть позже – дорога первый раз приблизилась к ревущему Тунгельшусу – Лен разглядел на горном серпантине высоко над собой какого-то человека. Тот спускался вниз, неся на плечах здоровенный рюкзак, размахивал палками и что-то кричал. Лен не понимал, что бы это значило, и попытался отыскать глазами того, к кому обращались на сем языке жестов. Но рядом никого не было. Одна только горная дорога, шумящий поблизости Тунгельшус, хвойный лес и он.

Человек приближался и не переставал кричать. Лен видел его впервые в жизни. Уши наполовину были прикрыты копной волос, наполовину – шапкой. Та была красно-сине-белых цветов и на ней – как Лен разглядел, когда мужчина подошел ближе, – красовалась давным-давно стершаяся эмблема Швейцарского кредитного общества. Лен решил подождать. Мужчина остановился в метре от него, сжимая под мышкой старый гнилой штакетник. Лен заметил торчавшие из рюкзака инструменты, заметил густые сильно кустившиеся и сросшиеся над носом брови.

– Можешь больше не искать свою рысь, я ее только что пристрелил. Лучше двигай отсюда восвояси, – произнес мужчина голосом, без труда заглушавшим шумевший горный поток.

Лен онемел, не зная, как воспринимать слова, которые, скорее всего, относились к Рае.

– Что за беспардонная наглость разводить здесь рысей, после того как мы наконец-то избавились от этих гребаных тварей в прошлом веке. Вы, безмозглые рыселюбы, даже не подозреваете, что вы тут учинили, когда в семидесятых выпустили этих паразитов на волю. А теперь вы накидываете на них ошейники и заявляете, что они у вас под контролем. Черта с два! Я буду убивать по рыси за каждую задранную овцу, это ты можешь передать своему начальнику.

Его губы судорожно подрагивали, он поправил съезжавшую на глаза шапку давно исчезнувшего в результате слияний кредитного общества.

Лен по-прежнему молчал.

– Прошлой осенью я видал одну такую поганую тварь. Было бы у меня с собой ружье, я бы тебе предъявил сейчас роскошную рысью шкуру. Забил бы ее тебе в глотку и сбросил бы тебя в Тунгельшус вместе со всеми социалистами, левыми и зелеными. Всех вас пора выселить в Югославию.

Чем сильнее ярился мужчина, тем труднее было Лену смотреть ему в глаза. Вместо этого он разглядывал то кустистые брови, то красно-сине-белую шапку.

– И ты не думай, что мы, лауэненские фермеры, не в теме. Мы точно знаем, что расселение было незаконным, что какие-то чокнутые привезли сюда рысей из австрийских и югославских зоопарков. Поэтому любой зверь, который попадется нам здесь в Лауэнене на глаза, будет застрелен. Любой. Даже самый жалкий. Вот тогда ты и все остальные увидят, как эти проклятые защитники рысей лишатся работы. Ведь им только деньги давай, только деньги, и все за счет налогоплательщиков.

Лен чувствовал, как становится все меньше и меньше.

– Давно было пора послать в Берн эти рысьи лапы. И почаще бы. Рысей хватает, и в лапах недостатка не будет. Внимание к себе надо привлекать действиями, а то с этими бернскими жуликами и сутенерами каши не сваришь.

Правой рукой он махнул в ту сторону, где по его представлениям находился Берн, а Лену уже совсем расхотелось перебивать говорящего.

– Да и вообще Берн – вся эта политическая трясина, определяющая на высокооплачиваемых заседаниях размеры прямых выплат. Для нас, фермеров, это мертвому припарка. И ты тоже… – Мужчина уставил на Лена свой указательный палец, как ружье. – Ты тоже наверняка приперся сюда из города, выбрался на природку, или, может, из Африки, если посмотреть на эти заросли у тебя на башке. Это маскировка от рысей, что ли? Сколько тебе платят за эту раздолбайскую работенку?

Словесный поток впервые иссяк. Оскорбленный Лен откинул с лица растаманскую косичку.

– Я зарабатываю восемнадцать франков в день, и это…

– И даже это слишком много. А сколько тратится в год на одну рысь? Больше полумиллиона, не иначе. И все с наших налогов. Гребаные бернцы. Иди ищи свою рысь. Еще почитаешь о нас в газетах. Скажи своему начальнику, чтобы больше не посылал тебя в Лауэнен. Скоро тут ни одной рыси не останется. А теперь прочь с глаз моих!

Мужчина в последний раз поправил съезжавшую шапку, прошел мимо Лена и направился вниз.