Рысью вперёд!

— Бог мой, голубушка… как же это трогательно и в то же время торжественно — осознавать, что подвиг русского народа, его армии не предан забвению у потомков. Что наши деяния не канули в вечность, а блюдутся и почитаются в веках. Давно я не испытывал такой гордости… а что там зять мой говорил о грядущем, об испытаниях, выпавших на долю России?

— Будут они, ваша светлость, грозные и не очень. Как писал другой великий русский поэт — Николай Алексеевич Некрасов:

Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную —
Вынесет всё, что господь ни пошлет!

Вынесет всё — и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе…

— И что, таковы дороги тоже появятся?

— И они, небесные машины и изрядно чего ещё будет.

— Занятно. Эх, своим бы глазком глянуть на новшества сии… а вас бы, голубушка, в проводники.

— Благодарю за доверие, но проводник из меня никудышный.

— Отнюдь! Ваша образованность изрядна! Иные наши мамзели и буквицу-то абы как освоили. Ошибок совершают множество, письма решив писать. При дворе вы были бы в фаворитках у её императорского величества.

— У её или его величества?[33] — усмехнулась Ольга.

— Вам даже сие ведомо?

— Из истории государства российского. Да и замужем я, а мужа люблю. Мы поженились на другой войне, во время выполнения задания. Да и остальные: Валя и Лена — тоже. Что мы за мужей, что они за нас — жизнь отдадим не глядя.

— Бог мой! Вы так молоды, а рассуждаете словами зрелой дамы. К супругам чувства ваши похвальны. Да и где, как не на войне можно узнать человека? Но что-то мы не той дорогой пошли, — улыбнулся Михаил Илларионович и повернулся к Полуяновой. — Ну-с, подхорунжий, докладывайте последние сведенья!

— Ваша светлость! По донесению подъесаула Бабенко, против нас действуют шестеро, нет, теперь уже пятеро лазутчиков. Завтра утром вы будете обозревать сражение, так вот около вас будут находиться пятеро наших пластунов. Куда бы вы не захотели пройти — они будут сопровождать вас.

— Вы говорите таким тоном, как будто я корнет, а вы — не меньше штабс-капитана! — захохотал Кутузов, чем ввёл Полуянову в сильное смущение. — Простите, барышня, у меня сегодня вечером приподнятое настроение. Даже игривое. Эх, где моя молодость… однако, меня не меньше волнует другой вопрос: как все мы уместимся в сей избе?

— Всё очень просто, ваша светлость. Караул нести мы будем поочерёдно. Начнёт Ольга, потом — Валентина, а под утро уже я.

— Так-так, Елена, стало быть самый важный участок ночи берёте в свои руки?

— В сие время всех тянет спать. Я чуть больше воин, чем они. Да не в обиду сказано, подружки.

— Ты права, Лена, я согласна, — кивнула ей Трубачёва, а следом и Сальникова.

— Я почивать, а вы блюсти мой сон? Нет, уж! А потратим-ка мы время с пользой. Если вы не возражаете, Оленька, я порасспрашиваю вас ещё. Уж очень интересны беседы с вами. Поделитесь со стариком знаниями в истории, иль географии?

— С превеликим удовольствием, ваша светлость, только как же сон ваш?

— Пустое. Старческое бессонье, да-с. Так что? Продолжим?

— Извольте, с чего начнём?

Глава 5

Михаил Илларионович стоял на пригорке — самой высокой точке села и пытался смотреть на ход сражения в подзорную трубу.

— Вот ведь оказия какая: дым от пушек прикрывает половину места баталии. Да и не видно отсель многого. Как считаете, подъесаул, стоит ли нам приблизиться к месту боя? — обратился он к Бабенко. — Безопасно ли будет сие?

— Ваше сиятельство! Премного не рекомендую это делать, — покачал он головой. — А с трубою вопрос решаем. Вот, возьмите мою.

— Думаете, она лучше?

— Не думаю, знаю, — улыбнулся Бабенко.

— Ну-ка, ну-ка… а и впрямь лучше! И видно далече! Да что там — как на ладони!

— Смею предложить, ваше сиятельство, обменяться с вами подзорными трубами.

— А как же тайна сия?

— Труба с виду такая же, а что внутри сего инструмента, так то вам только и будет ведомо, — подмигнул ему Константин.

— А себе трубу самого Кутузова возьмёшь? Чтобы там от зависти полопались? Хитёр, да умён — что сказать!

— Ваша светлость! Гонец с пакетом от Беннингсена! — доложил Кутузову Трубачёв, зорко осматривающий всех новых лиц, прибывающих в ставку полководца.

— Давай! — взяв пакет и разорвав его, он быстро прочитал донесение. — Погиб в бою генерал-лейтенант Баггову́т. Правый край пехоты отступает.

— Так записано в истории, ваша светлость, — почти шёпотом доложил ему Бабенко.

— И что грядёт?