— В общем, перешли мы в музыкальный салон, он рядом, за стенкой, а с нами и почти все остальные. И там полтора часа занимались музыкой. Их Высочества разрешили к ним просто по имени и отчеству обращаться! Анна Петровна такая милая, так и хочется потискать! А если что-то не получается — надувается почти как наша Васька, просто один в один, так забавно!
Мурка моя разговорилась, и взахлёб делилась подробностями. Дед, правда, сделал из этого свои выводы:
«Пока Маша отвлекалась на мелочь великокняжескую — та, что постарше ей форменный допрос устроила. Вон, слышишь — о песнях про кошек речь зашла. Думаю, княжна Анастасия сейчас про выпускной спектакль твоей жены знает больше, чем ты сам, не говоря уж про всё остальное».
«Великая княжна».
«Ну, великая — это единственное, что ты услышал⁈»
«Не „ну“, а важно — ты, считай, полковника лейтенантом обозвал. Не генерала лесником, как в том твоём анекдоте, но всё равно. А что Мурку разговорили, это понятно».
«И какой вывод? А вывод такой — лишние подробности чего бы то ни было жене пока что лучше не рассказывать, а всякий случай».
«Ты, дед, не перегибай — отказаться отвечать дочери Императора, это надо основание иметь. И особую силу духа».
Тем временем Маша перешла на описание инструментов. Если серебряная труба удостоилась сдержанной похвалы за особую чистоту звука, то про саксофон она рассказывала с такой мечтательной поволокой в глазах…
— Это не инструмент, это просто чудо, это воплощённая мечта о звуке! Он такой, такой… Если бы не была за тобой замужем — я бы с ним поженилась, наверное, честное слово!
Я аж поперхнулся от такого признания. Оглядевшись по сторонам увидел, что со мною явно хотят поговорить некоторые из присутствующих, а вот шокированных признанием в странной любви рядом, к счастью, нет. Убедившись, что супруга более-менее пришла в норму, передал её на попечение удачно подвернувшейся рядом баронессы Гребешковой и подал знак готовности к переговорам. Следующие полтора часа именно ими и занимался, пока распорядитель не намекнул, что пора бы и расходиться. Устал, как ездовая собака по дороге на полюс и обратно. А вот Маша, которая занималась тем же самым — наоборот, цвела и пахла, по крайней мере — по виду. Самое обидное, что толку от этих всех разговоров — около нуля, только из одной беседы может получиться что-то интересное — а может и не получиться, да с награждёнными офицерами немного поговорили о качествах клинков, придя к выводу, что такие беседы надо вести предметно и неспешно, и хорошо бы как-нибудь посидеть по этому поводу. Но учитывая вопросы географии и подневольность военнослужащих приказам — это очень вряд ли.
Из важного можно отметить личное, хоть и мимолётное, знакомство с главой Отдельного Корпуса жандармов, князем Ласкиным. Он подошёл уже под конец приёма, когда приглашённые устремились к гардеробу за шляпами и прочим имуществом, как-то незаметно оказавшись рядом с нами. Поздравил меня и жену, передал привет и пожелание дальнейших успехов Машиному папе и оставил мне свою визитку, где были только фамилия и номер телефона. На прощание заметил, что был бы не против видеть меня в штате, причём не только в качестве эксперта, но и среди аналитиков, после чего исчез так же незаметно, как и пришёл.
Осталось зайти во флигель, где размещалась Канцелярия, и забрать свои экземпляры документов, свидетельствующих о сегодняшнем изменении статуса. Исходный ритуал не предусматривал составления каких-либо бумаг, но в современных условиях без них никуда, так что приходилось заниматься ими отдельно и незаметно. Так же в документе будет указано моё полное титулование — сказал бы мне кто года два назад подобное, дал бы в глаз, чтобы не издевался. Прежде чем прикладывать к полученным бумагам свой перстень, тем самым заверяя их со своей стороны, решил внимательно прочитать документ. Что-что, а привычку ничего не подписывать не глядя, папа и дед (который невидимый) вколотили в меня крепко, и не надо на меня коситься и фыркать. Итак, что тут у нас в реквизитах сторон, как это дед называет? «Его милость владетельный имперский барон….» Что⁉
— Какой ещё «ярл Рысюхин», вы что⁈
— Если один монарх, имеющий право присваивать некий титул, назвал им некоего дворянина прилюдно, либо в официальном документе, либо перед лицом иного владетеля, то титул считается дарованным оному дворянину. Если же сюзерен оного дворянина не выкажет запрета, то титул утверждается. Всё по закону и покону, а также по указанию Его Императорского Величества.
«Товарищ Император пошутить решил, похоже. У нас императоры тоже порой развлекались, на прошениях о смене фамилии, особенно если просящие свой желаемый вариант не писали, зато умничать начинали».
«Какой ещё „товарищ“⁈ Дед, не дай боги я что-то из твоих шуточек вслух ляпну!.. Но — да, похоже, что развлекается Пётр Алексеевич».
«Ну, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не забеременело».
«Какое ещё дитя⁈ Ты озверел там, что ли⁈»