Рысюхин, ты что, пил?

— Вот, это необходимый минимум нормативных документов, которые вам необходимо будет изучить, а также инструкции по технике безопасности и по обращению с приборами. Увы, но пока не сдадите зачёт, до работы я вас допустить не могу: оборудование дорогое, да и несчастные случаи с членовредительством мне в лаборатории тоже не нужны.

— Простите, но мне не нужно оборудование. Возможно, вам не сказали, но анализ я провожу при помощи родовой способности.

— Так-так, а подробнее можно?

— Боюсь, что даже нужно. Иначе возможно недопонимание, из-за которого работа вообще окажется невозможной.

Далее рассказал о своём личном Даре, сделав акцент на главном требовании:

— Таким образом, способность работает только на том, что я могу и выражаю готовность съесть либо выпить. На самом деле ни пить, ни есть ни даже брать образец в рот не надо — достаточно быть на расстоянии полметра от него, и ёмкость не должна быть герметично закрыта. Если я не могу «убедить» свою способность, что я действительно могу и хочу ЭТО проглотить — то она просто не включается. Как на букет цветов в руках, растение в горшке или кошку на коленях. Так что, если нужно будет провести экспертизу чего-то изначально несъедобного — придётся провести подготовку, а именно заранее приготовить обезличенный образец в виде раствора ли, таблетки ли или пюре. Так, чтобы было похоже на что-то съедобное и ни в коем случае не говорить мне, что это и откуда. Потому что убедить Дар, что я собираюсь съесть «образец №17» я смогу, а, например, «содержимое тонкой кишки трупа, найденного третьего дня в реке» — ни при каких условиях.

— Спасибо, это важное обстоятельство. И правда, могли быть казусы. Ну, в таком случае часть инструкций вам, действительно, не нужны. Однако в дальнейшем я бы рекомендовал вам изучить и их — на случай, если потребуется ваша помощь кому-то из коллег, например.

С этими словами заведующий убрал примерно треть бумаг.

— Ну же, приступайте!

— Извините, а дома можно их изучить?

— Нет, к сожалению, большинство документов не подлежат выносу из лаборатории. Те, что можно взять с собой, надлежащим образом это оформив, отмечены зелёным ярлыком на обложке.

Таких зелёных оказалось чуть больше трети от оставшихся бумаг. Я открыл саквояж и достал из него обе бутылки.

— Вот, хотел бы в честь начала работы угостить вас и своих коллег. Продукция фамильного предприятия.

— Спасибо, спасибо. Вы, конечно, никоим образом не были обязаны это делать, но — внимание и уважение приятно. Однако коллегам мы это сейчас показывать не будем, чтобы не сорвать окончание рабочего дня. Всё в нерабочее время, и никак иначе! Приступайте, приступайте к документам!

Далее начался бумажный ад, который продолжался ровно до шести пополудни. Казённые присутственные места закрывались для посетителей в четыре часа сорок минут пополудни — только не спрашивайте меня, откуда именно такое время. А вот внутренние лаборатории работали дольше, плюс предусматривалось поочерёдное дежурство штатных сотрудников в ночное время. И всё это время я под пристальным вниманием начальника изучал плоды бумаготворчества. Оговорено было всё, даже то, что никогда бы не вызвало вопросов о необходимости регламентации. Все отступы с точностью до миллиметра, включая абзацы, списки и нумерованные списки! Высота букв, строчных и прописных, отдельно в таблицах и заголовках таблиц. Расстояние между строчками. И прочая, прочая, прочая. Я раньше состарюсь и поседею, чем эту всю белиберду выучу!

Как позже оказалось, почти никто и не учил, сваливая всё на профессионала — того самого делопроизводителя, работавшего за проценты с гонорара.

Ровно в шесть, ни минутой раньше, начальник закрыл папку с документами, с которой работал, и позволил сделать то же самое мне, истребовав обещание, что на следующей неделе я всенепременно приеду для изучения оставшихся. Затем было застолье, которое начальник не мог предотвратить, а потому возглавил. Правда, мне пришлось с него убегать ещё до начала, но аргументы «через сорок минут последний поезд» и «бабушка будет волноваться» были признаны существенными, так что я убежал с гулянки, напоследок вручив Мышухину ассигнацию в пять рублей на закусь, что было воспринято с одобрением.

В Смолевичи я добрался к восьми вечера, вымотанный так, будто весь день на станции мешки грузил. Ни секунды не колеблясь взял извозчика и поехал домой, где меня ждали любящая бабушка, вкусный ужин и свежая постель.

Глава 23