Рыцарь

— Хорошо-хорошо, — отозвался Роберт. — Но довольно-таки трудно понять, что ты молола тогда, в тот вечер: ты была в истерике и все твердила про какую-то работу. Что, мол, ты подрядилась помогать какому-то парню переписать историю! Насколько я помню, это все!

Ага: переписать историю! — мысленно воскликнула Дуглесс. — Так вот, значит, зачем являлся сюда Николас: историю переписать!

— Эй, Дуглесс! Послушай же, Дуглесс! — кричал Роберт, но она уже положила трубку на рычаг.

Итак, когда Николас явился сюда, ему грозила смертная казнь. И то, что они с ним узнали, наверняка спасло его от смерти! Она вытащила из шкафа большую дорожную сумку с колесиками и принялась набивать ее своими тряпками. Закрывая дверцу шкафа, она глянула в зеркало и непроизвольно поднесла руку к горлу. Отсечение головы! Сегодня, конечно, мы об этом просто в книгах читаем: кто-то, мол, поднялся на помост, а кто-то рубанул его топором по шее! — размышляла она. — Но мы не представляем себе по-настоящему, что именно это значило!

— Да, от этого мы тебя уберегли! — прошептала она. Уложив вещи, Дуглесс уселась в кресло и стала ждать наступления утра. Завтра она отправится в поместья, принадлежавшие Николасу, и узнает о том, как им удалось изменить ход истории! И, быть может, когда она услышит, что Николас дожил до преклонных лет и многое совершил, это ей поможет и она почувствует себя лучше! Она откинулась в кресле и вытаращилась на постель, не решаясь смежить веки, ибо страшилась снов, которые могла бы увидеть.

Первым же утренним поездом Дуглесс выехала из Эшбертона и появилась перед замком Беллвуд еще до открытия ворот. Усевшись прямо на траву, она ждала, стараясь ни о чем не думать.

Когда ворота распахнулись, она купила билет в первую же экскурсионную группу. Ее печаль чуть-чуть утихла при мысли о том, сколь много для Николаса значило его доброе имя. Он не мог смириться с тем, что его сделали объектом для всеобщих насмешек, и теперь она немного утешится, когда услышит, как ему удалось изменить ход истории!

Экскурсоводом была та же дама, которая вела их по замку в первое посещение, и Дуглесс улыбнулась, вспомнив о том, как Николас без конца открывал и закрывал поставленную на охрану дверь.

Она не слишком была внимательна во время первой части экскурсии и не очень слушала экскурсовода. Она просто разглядывала стены и мебель в залах и размышляла над тем, во что именно сделал свой вклад Николас.

— Ну, а теперь мы пройдем в самую популярную у наших гостей залу! — сообщила экскурсовод, и в тоне ее голоса чувствовалось то же глупое самодовольство, что и прежде.

Теперь уже Дуглесс со всем вниманием слушала гида, но что-то в ее интонациях настораживало: разве и теперь ведущему экскурсию не полагалось проявлять большее почтение к Стэффордам?!

— Перед вами — личные покои лорда Николаса Стэффорда, — сообщила экскурсовод, — а он, как бы это сказать попристойнее, был в свое время известным повесой!

Народ, жаждавший услышать побольше о похождениях славного графа, повалил вперед, а Дуглесс так и застыла на месте. Но ведь все должно было перемениться! Ведь отправляясь обратно, Николас намеревался изменить ход истории! Правда, Дуглесс как-то сама ему сказала, что историю переменить невозможно! Неужто она была права — страшно, непоправимо права?!

Раздавая направо и налево решительные «извините меня», Дуглесс протиснулась в передний ряд экскурсантов. Рассказ дамы-экскурсовода был все тем же — слово в слово! Опять та распространялась на тему о том, сколь падки были тогдашние леди на чары Николаса и вновь пересказывала эту отвратительную байку насчет Арабеллы и стола!

У Дуглесс было огромное желание зажать уши руками. То жители Эшбертона никак не могли вспомнить Николаса, то теперь, как выясняется, и история не меняла курса! Все это заставляет ее усомниться в реальности случившегося с ней. А может, она и вправду чокнутая, как сказал Роберт?! Ведь когда в Эшбертоне она со всем пылом расспрашивала местных жителей, видели ли те Николаса, они таращились на нее как на безумную!

— Увы! — заключила тем временем дама-экскурсовод. — Наш несчастный обворожительный Ник был казнен за измену девятого сентября тысяча пятьсот шестьдесят четвертого года. Ну, а теперь пройдем дальше и осмотрим южную гостиную!

Дуглесс упрямо тряхнула головой: так, говорите, казнен?! Да ничего подобного: Николаса нашли мертвым, распростертым над письмом, которое он писал матери!

И Дуглесс опять протиснулась вперед, поближе к экскурсоводу, которая окинула ее презрительным взглядом.

— А, так это вы — любительница открывать двери, — проговорила дама-экскурсовод.

— Не открывала я никакой двери, это Ни… — начала было Дуглесс и осеклась: ведь если дама помнит, что именно она, Дуглесс, а не Николас, открывала и закрывала охраняемую дверь, то, наверное, объяснять ей что-либо бесполезно!

— Вы сказали, — продолжила тем не менее Дуглесс, — что лорда Стэффорда казнили. Однако я слышала, что за три дня до казни лорд Стэффорд был найден мертвым — он упал без чувств над письмом, которое писал матери!