Я снова зажмурилась и подавила подступающую волну желчи.
– Черт. Нам бы надо запихать в тебя хоть кусок хлеба. Когда ты в последний раз ела?
Я попыталась вспомнить, но мозг отказывался сотрудничать.
– Ну, я думаю… кажется… вчера?
– Вставай.
– Что?
– Вставай, черт возьми!
Злость в его голосе заставила мое тело пошевелиться даже быстрее, чем я осознала смысл слов. Поднявшись, я широко раскрыла глаза. Я была в крошечной ванной с унитазом, маленькой раковиной и огромным скинхедом. Стены от пола до потолка были покрыты рисунками пин-ап-девиц и дьяволиц в тату-стиле. Эти объемистые красные дамы были жестокими – они смотрели и смеялись над моим отсутствием сисек. И бедер. И опыта. Они надо мной издевались.
– Только взгляните на эту малютку, – скалились они со стен.
– Не пора ли тебе спать, крошка? – спросила та, что над дверью, с раздвоенным хвостом.
– Может, она принесла нам пирожков? – дразнилась другая, над унитазом, с торчащими из корсета сосками.
– А мне кажется, это мальчик, – добавила блондинка над раковиной. – С таким телом трудно сказать наверняка.
– И с такой стрижкой, – хихикнула ближайшая ко мне стерва.
– Я что, умерла?
– Умрешь, если не съешь чего-нибудь, к черту. – Рыцарь схватил меня за руку и вытащил в тускло освещенную комнату, уставленную чем-то вроде черных зубоврачебных кресел. Доволочив меня до стула в дальнем конце комнаты, он довольно грубо пихнул меня на него и исчез в коридоре, из которого мы пришли. Через несколько секунд он вернулся, держа маленькую белую коробку.
Сунув мне коробку, Рыцарь присел на подлокотник ближайшего кресла, сложил на груди руки и уставился на меня. Его бесцветные глаза светились в темноте.
– Ты должна сожрать все это до кусочка, – сказал он.
– Что это? – спросила я, пытаясь заставить свои расплывающиеся глаза сфокусироваться на пластиковом контейнере у меня на коленях.
– Это курица Бобби.
– Кто это Бобби? – спросила я.
– Хозяин лавки.
– Какой лавки?
– Этой чертовой лавки.
Оглядываясь вокруг, я попыталась понять это сама, чтобы не задавать больше дурацких вопросов, как младенец. Комната была темной и как бы крутящейся, но из коридора сюда попадало достаточно света, чтобы можно было понять хоть что-то.
Наконец мои глаза настолько адаптировались, что разглядели висящие на стенах картины в рамках.
– Это тату-салон.
– Да что ты? Ешь.
Я откусила кусочек холодного, застывшего бутерброда с курицей, и мой рот тут же взорвался от счастья. Я не могла жевать еще быстрее. Я откусывала следующий кусок до того, как успевала проглотить предыдущий. Или сразу три.
Рыцарь не шевелился. Я чувствовала, что он смотрит на меня своими зомби-глазами, но мне было без разницы. У меня с этим чертовым бутербродом был новый чувственный опыт.
Я даже не понимала, насколько была голодна. Я постоянно жила с чувством голода. Если честно, мне это даже нравилось. От ощущения сосущей пустоты в желудке я чувствовала себя красивой. Могучей. Гордой собой. Если я могу преодолеть голод, я могу преодолеть все. Могу победить любого дракона.
«
Но иногда, если я была без еды слишком долго, случалась вот такая фигня. Я полностью теряла контроль и поедала все, до чего могла дотянуться, как прожорливое чудовище в углеводном припадке. Иногда я потом совала два пальца в рот и выблевывала свои ошибки. Иногда сто раз взбегала по лестнице. Но этой ночью мне было вообще пофиг. На какой бы дряни я ни была, но из-за нее этот бутер казался мне сделанным из радуги и фейерверков, и я только хотела сожрать его скорее, и чтобы он остался во мне навсегда.
Когда я наконец сумела притормозить настолько, чтобы хотя бы начать жевать, до меня кое-что дошло.
– А что ты делаешь один в тату-салоне посреди ночи? – спросила я, прежде чем успела подумать.
– Я думаю, надо спросить, что
– Я первая спросила.
– Я тут работаю.
– Правда? Тебе сколько лет?
«
– Так ты скажешь, какого черта ты делала в «Грехе»?