Рыцарь

Как это всегда бывало после снятия ошейника, его свет медленно подкрался обратно, скользнул вокруг его тела так, словно кто-то с болезненной медлительностью добавлял яркости. Я почувствовала, как он реагирует на мою близость к нему, но мои пальцы уже очутились на его шее сзади, доставая концы ошейника из отверстий, которые они проделали в его коже и плоти.

Я ненавидела эти следы.

По собственному опыту я знала, что требовались месяцы, чтобы они зажили полностью. Если видящий некоторое время носил ошейник (скажем, регулярно на протяжении нескольких лет), эти следы оставались практически на всю жизнь. Это не совсем шрамы — что-то в ошейниках не давало образоваться настоящей рубцовой ткани, поскольку она могла помешать повторному надеванию ошейника — но следы определённо оставались. У меня они всё ещё не зажили полностью после тех месяцев, что я провела с Лао Ху.

Практически каждый видящий из тех, кого я знала, имел такие следы на шее сзади. Я могла припомнить всего несколько исключений — Вэш, Балидор, Тарси, та видящая в горах, Ханна, а также несколько молодых видящих, которых я встретила в Лао Ху.

Подобрав ключи, которые Балидор оставил на тёмно-синем покрывале, я повертела их в руках и поискала пометки, указывающие, к каким замкам они подходили. Я перевернула запястье Ревика, ища округлую замочную скважину для данного ключа. Вставив цилиндрический ключ с соответствующим символом в проем, я повернула его, ожидая щелчка.

Когда замок открылся, Ревик заёрзал на моих коленях и поднял на меня взгляд. Его голос прозвучал ворчливо.

— Элли… не нужно.

Я легонько дёрнула его за волосы.

— Ты действительно хочешь спать в них?

Он закрыл глаза под моими пальцами. Когда он поднял веки, я увидела там колебание.

— Скажи мне, — настаивала я. — Я могу надеть их обратно, Ревик.

После очередной паузы он покачал головой.

— Нет.

В его голосе звучала такая же обречённость, как у Балидора. Он расслабился на моих коленях, пока я снимала второй наручник. Когда я ласково убрала его волосы с лица, другой ладонью массируя его плечо, он закрыл глаза.

Так странно, что он просто лежал и позволял мне прикасаться к нему.

Месяцами он едва подпускал меня к себе.

— Ты действительно сказал им надеть на тебя ошейник? — спросила я, позволяя своим пальцам погладить его подбородок. Мышцы под моими руками напряглись. Я видела, что он избегает моего взгляда.

Я наблюдала, как он поднимает взгляд, сосредотачивается на моём лице. Я видела, как возвращается то хищное выражение, и у меня перехватило дыхание. Его бледные глаза казались отрешёнными, как будто отсутствующими, пока он смотрел на мои ноги. Я чувствовала, что он думает о том, что я сказала Балидору, гадает, что именно я имела в виду, когда говорила, что облегчу его состояние.

Его воображение играло с моими словами, позволяя им распалять его кожу. Теперь, когда ошейник снят, он хотел, чтобы я вновь подумала об этом.

Осознав, как ясно я его слышала, а также поняв, что он слушал мой разговор с Врегом и Балидором, я отвела взгляд.

Однако его мысли сделались ещё громче, омывая меня каскадами, и их невозможно было избегать. Он пытался решить, стоит ли ему сказать, чтобы я ушла, сумеет ли он заставить себя озвучить это. Затем я почувствовала, как он смотрит на меня, опять думает над моими словами, адресованными Балидору. Я чувствовала, что он хочет меня спросить. Я ощущала, как он пытается сформулировать это, заставить меня вообразить это…

Я прочистила горло.

— Ревик, — сказала я. — Я знаю, что я сказала 'Дори. Но что ты сам думаешь?

Он напрягся. Его aleimi вновь скользнул по мне, обвился вокруг меня движущимися искорками, пока он пытался решить, о чём я спрашиваю, и какой ответ хочу услышать. Я чувствовала боль в его свете, усилившуюся в разы по сравнению с тем, что он позволял мне чувствовать неделями. Этого хватило, чтобы мой разум на несколько секунд опустел.

Я сделала вдох, сглотнула и посмотрела ему в глаза.

— Ты не против, чтобы я подержала для тебя канал? Ты можешь сейчас принять свет? От меня?

Я помедлила, на мгновение затерявшись от интенсивного взгляда, проступившего в его глазах.

Я сохраняла нейтральный тон.

— Если ты позволишь мне питать тебя светом достаточно долго, чтобы мы оба поспали, то мы можем поговорить об остальном завтра.

Я помедлила, вновь с трудом заставляя свои голосовые связки работать, когда его свет жарко вплёлся в меня.

— Что ты думаешь? — спросила я, выдавив улыбку.

Он опустил ладонь, лаская мою ногу под белым отельным халатом. Я осознала, что не могу оторваться от мягких узоров, которые его пальцы вырисовывали на моей коже, но заставила себя посмотреть ему в лицо.

— Ревик, — я вздохнула. — Что случилось? С тобой же всё было хорошо… даже в такси. Балидор прав? Это из-за операции?

Он покачал головой, хмурясь.

Это не ощущалось именно как «нет».

Скорее казалось, что он не хочет об этом говорить. Его взгляд не отрывался от моих ног, от халата, завязанного на моей талии. Он думал о том, чтобы развязать узел, гадал, что у меня под халатом, и мои пальцы крепче сжались в его волосах.