—
— Старая ты склероза! — негодовала вторая. — Все позабыла!
— Осьмнадцать — это сколько? — заинтересовался Кудесников.
— Мы тогда еще школьницами были, — ответила вторая и проказливо хихикнула.
Погоняя беленьких старушек, словно овечек, Кудесников по дороге набрал номер телефона Людмилы Пановой и, услышав, как она «аллокнула», отключился. Значит, дома.
На полянке возле крыльца был натянут тент, под которым стояли столы с закусками и лимонадом. Тент был грязно-зеленого цвета, н издали казалось, что здесь разместилась походная армейская кухня. Бабульки ходили с бумажными тарелочками в руках, пили минералку из пластиковых стаканчиков и жмурились, когда газ попадал им в нос.
Кудесников усадил своих личных бабусек на скамейку под сенью выгоревшей листвы, оделил их колбасой, маслянистыми пирожками и кока-колоб и, сообщив, что скоро вернется, незаметно улизнул. По узкой тропинке добрался до калитки, уселся в машину и стартовал в направлении дома Людмилы Пановой.
Однако судьба была к нему неблагосклонна. Не проехали они ста метров, как Мерседес ожил на заднем сиденье, принялся мяукать и скрести лапой дверцу.
— Нашел же ты, братец, время! — нетерпеливо воскликнул Арсений.
Пришлось останавливаться и выгуливать кота на газончике. А через два квартала Мерс снова запросился на улицу. А потом снова. Стало понятно, что ездить с ним по городу и заниматься детективной работой не получится.
И добрый хозяин повез своего питомца в гостиницу. По странной иронии судьбы, по дороге он завернул в супермаркет на Рябиновой улице, забежал в него и пулей вылетел обратно с тремя кюветами. В номере расставил их в ряд и приказал:
— Только сюда, сюда и сюда, иначе на запах придут горничные и сделают из твоего хвоста веник — смахивать пыль с абажуров.
Мерс лет возле новых туалетов, вытянув передние лапы и уложив на них голову. А Кудесников помчался к Людмиле Пановой. Возле ее дома он надел на голову паричок и зубы «Агамемнона», и на этот раз решил представиться корреспондентом газеты «Новый гудок», поскольку имел соответствующее удостоверение — липовое, разумеется.
Добравшись до знакомой двери, вылупившейся на него пластиковым «глазком», Арсений протянул руку и нажал на кнопку звонка. И даже улыбнулся заранее, ощущая, как искусственные зубы рвутся вперед. Однако на звонок никто не открыл. Арсений некоторое время топтался на площадке, потом позвонил снова. Ответа не было. Он подергал ручку — закрыто. Надо же, какой облом! Может быть, женщина вышла в магазин за хлебом и скоро вернется?
Кудесников спустился во двор, уселся в машину и стал ждать. Сначала время тянулось медленно, и Арсений весь извертелся, вздыхая и высовываясь в окно. Но когда понял, что пора возвращаться на танцы, и представил, как Марьяна ищет его, минуты стали таять так же быстро, как снежинки на ладони. Людмила так и не пришла. Наверное, следует вернуться сюда после ужина. А если ужин затянется, придется ее разбудить. Скажет, что мчался из Москвы, прямо из редакции, специально, чтобы предостеречь ее. Что журналистское расследование привела его в Аркадьев и указало на опасность, которой подвергаются все контакторы. Боже, как же он любил блефовать, глядя прямо в глаза людскому простодушию!
«Мерзкий Кудесников опять улизнул!» — поняла Марьяна, чувствуя, как сердце в ее груди начинает торопиться и сбиваться с ритма. Костя снова смотрел на нее издали, да так, что у нее комок подступал к горлу. Она влюблёна, она счастлива, она независима… Пустые слова! Потому что она вовсе не независима, а одинока. Вот как это называется. Приятно, что она задела Костю за живое, что она снова ему нравится, может быть, даже больше, чем прежде. Но заводить с ним новый роман? Когда он все еще женат на Жанне? Нет, этому не бывать.
Но для того чтобы оставаться на коне, ей нужна поддержка. Однако отвратительный, лживый и подлый детектив, который сулил ей златые горы, банально смылся. И так называемые танцы прошли без его участия. Звездой вечера стал Кондрат Миронович, водивший со старушенциями сложные хороводы и наградивший самую выносливую танцорку большой коробкой шоколадных конфет.
Марьяну спасало лишь то, что директор дома престарелых, женщина лет пятидесяти, приземистая и хваткая, плотно села Лебедеву на хвост, Однако он улучил минутку, подошел сзади и шепнул Марьяне в шею:
— Уедем вместе, я должен сказать тебе что-то важное.
Она могла отказаться. Она должна отказаться… Но это чертовски трудно. После той, юной, головокружительной любви к Лебедеву в ее жизни больше не было ничего стоящего. Так, что-то квелое, зарождавшееся под жарким курортным солнцем и не дотягивающее даже до Нового года.
— Скажи сейчас. — Она не собиралась никуда с ним уезжать. И еще — господи, помилуй! — она забыла спросить у него про Рябиновую улицу.