Рыцарь бедный

В конце восемнадцатого века Англия еще только «пригревала» знаменитых иностранных шахматистов: француза Андрэ-Даникана Филидора, автора знаменитого руководства по шахматам и многих популярных опер, сирийца Филиппа Стамму – автора учебника под захватывающим названием «Разоблаченные Стаммой секреты шахматной игры».

Но уже в первой половине девятнадцатого века выдвинулось несколько превосходных английских шахматистов. Мировую известность завоевал Вильям Льюис, первоклассный маэстро, крупный теоретик, остроумный шахматный литератор. Его ученик и преемник шотландец Александр Макдоннел прославился своей борьбой в матчах со знаменитым чемпионом Франции Луи Шарлем Лабурдонне, в которых, правда, гениальный француз одержал победы с общим счетом +45, –27, =13.

Макдоннела сменил Говард Стаунтон – известный шекспировед, издатель шахматного журнала и автор ряда книг по теории игры. Одно время, до побед Андерсена в первых лондонских турнирах, Стаунтон имел репутацию лучшего шахматиста мира.

О блестящем Блекберне я уже рассказывал. Большой популярностью одно время, как «надежда Англии», пользовался семнадцатилетний лорд Сесиль де Вер, выигравший в 1865 году при форе «пешка и ход» матч у Стейница со счетом +10, –2, =3.

В Лондоне существовал ряд шахматных клубов – от обычных общедоступных до аристократического «Сент-Джордж клаба» и «Сити оф Лондон клаба», членами которого были богатые купцы, банкиры, промышленники. Особенную популярность завоевало шахматное кафе «Сигар-диван», оформленное в восточном, экзотическом стиле.

Были шахматные клубы и во многих других городах и в курортных местечках: в Манчестере, Ливерпуле, Лидсе, Ноттингеме, Гастингсе, Бристоле, Брайтоне и др.

В Лондоне в 1851 и в 1862 годах состоялись первые в истории шахмат международные турниры, принесшие, однако, победы не англичанам, а немцу Андерсену.

Характерно для английского шахматного движения, что во второй половине девятнадцатого века сильнейшие иностранные маэстро неизменно переселялись в поисках славы и денег именно в Лондон. Долгие годы там жили Стейниц, Цукерторт, Левенталь, в конце века – Ласкер.

Турнир 1883 года, проходивший почти два месяца – с 14 апреля по 10 июня, – был организован с неслыханным финансовым размахом.

В подписке на призовой фонд приняли участие клубы, рядовые любители игры, меценаты из аристократии и буржуазии. Рекорд поставил «Сент-Джордж клаб», подписавший 666 фунтов стерлингов – шутка в духе холодного английского юмора. Ведь тогда не было ни одного англичанина, с малых лет не читавшего Библию, и все они знали, что 666 «по Апокалипсису» является «звериным числом».

Общая подписка по Великобритании дала еще 123 фунта, а по Индии – 481 фунт. Особенно раскошелился раджа Визанагар, подписавший 200 фунтов. 300 с лишним фунтов были выручены от продажи входных билетов, а венгерский маэстро и банкир (уникальное сочетание профессий) барон Колиш учредил приз в 25 фунтов за лучший результат непризера против победителей.

Играли четырнадцать участников в два круга, но это вовсе не значило, как в наши дни, что каждый с каждым должен был сыграть по две партии. Принципиальным недостатком турнирного регламента тех времен была установка на переигрывание ничьих до победы одного из партнеров. Программой Лондонского международного турнира предусматривалось, что ничьи переигрываются два раза, и лишь третья ничья заносится, как таковая, – каждому по пол-очка – в турнирную таблицу.

Это была тяжелая добавочная нагрузка для участников! Даже Чигорину, обладавшему очень острым, смелым стилем игры и принципиально избегавшему всякого упрощения позиции, в двадцати восьми турах пришлось переигрывать шесть ничьих. Еще больше страдали другие маэстро, особенно те из них, кто не любил необоснованного риска или тяготел к позиционно-маневренной борьбе.

Не мудрено, что Лондонский турнир очень затянулся, так как было только четыре туровых дня в неделю. Играли по утрам и вечерам, так что отложенных партий не было, но два дня в неделю было посвящено переигрыванию ничьих.

Единственное достоинство системы переигрывания до победы было то, что она волей-неволей вынуждала участников к крайне острой, напряженной борьбе.

Огромным же недостатком, помимо затягивания турниров и выматывания сил маэстро, было крайне вредное влияние этой системы на тогдашнюю теорию дебютов. Она психологически ориентировала шахматистов не на то, чтобы, как в наши дни, находить для белых активные продолжения, сохраняющие преимущество выступки, а для черных – продолжения, уравнивающие шансы или дающие прочные защитительные позиции. Требовалось, наоборот, и за белых и за черных находить самые острые, рискованные варианты, при которых обе стороны с самого начала могли бы вести бесшабашную атаку друг на друга.