Рыцарь бедный

В Москве Михаил Иванович сыграл несколько консультационных партий против сильнейших местных шахматистов, провел пять сеансов одновременной игры и выиграл всухую матч из четырех партий у фактического чемпиона города А. В. Соловцова.

Последний успех показал, насколько сильнее стал играть Чигорин. До этого соревнования Соловцов – даровитый шахматный самородок, с конца девяностых годов отошедший почему-то от шахмат, – во встречах о опытными международными маэстро Шифферсом и Алапиным добился равного счета. Удачно раньше играл Соловцов и против Чигорина: с 1880 года до этого короткого матча между ними состоялось тридцать два поединка, из которых Михаил Иванович выиграл пятнадцать, проиграл четырнадцать при трех ничьих – результат, какого мало кто достигал против Чигорина даже из зарубежных корифеев.

Вернувшись в Петербург в начале 1893 года, Михаил Иванович организовал оригинальный «консультационный» турнир, в котором, кроме него, играли еще две пары «союзников»-первокатегорников, причем в два круга. Чигорин занял первое место. Из четырех консультационных партий против «союзников» он выиграл три при одной ничьей. Затем Чигорин завоевал первый приз в традиционном ежегодном гандикапе клуба, набрав из 24 партий 19½ очков.

Осенью 1893 года состоялся матч Чигорин – Тарраш, вызвавший в шахматном мире огромный интерес. Это было первое международное шахматное соревнование в России.

Чигорин весь матч играл очень нервно и неровно, допуская грубые ошибки в выигрышных или ничейных позициях. Его нервозность объяснялась отчасти тем, что на его плечи легли все организационные хлопоты по матчу, а отчасти – нездоровой обстановкой, создавшейся тогда в Петербурге.

Русская столица до революции буквально страдала от немецкого засилья. Многие торговые, промышленные предприятия, многие органы печати были в руках немцев, придворные и высшие административные должности часто замещались выходцами из Германии или из прибалтийских губерний, где немецкие бароны жестоко эксплуатировали коренное население: литовцев, латышей, эстонцев и составляли правящую верхушку.

Любопытно, что когда в 1897 году происходила первая всероссийская перепись населения, царица Александра Федоровна (бывшая принцесса Алиса Гессенская) в анкете на вопрос: «Какой язык является родным?» ответила «немецкий», а на вопрос: «Главное занятие?» ответила «Хозяйка земли русской!» Чего уж ясней!

Германия, где на престол в 1888 году вступил кайзер Вильгельм II, переживала шовинистический угар. Эти настроения отчетливо давали себя знать и в среде «петербургских немцев», для которых даже матч чемпиона России с чемпионом Германии был поводом для демонстрации антирусских настроений и прогерманских симпатий.

Присутствовавший на матче А. Ромашкевич вспоминал: «Вечером я направился в шахматное общество, несколько запоздав к началу игры. Когда вошел в помещение клуба, то из-за массы публики еле-еле пробрался в зал, который был битком набит. В другой комнате с застекленными дверями стоял шахматный стол, за которым сидели Чигорин и Тарраш. Здесь же сидели и секунданты знаменитых маэстро, а также лица, передававшие в общий зал сделанные ходы, кои отмечались на демонстрационных досках и тут же разбирались и критиковались зрителями, расположившимися целыми группами за шахматными досками. В этой комнате царило страшное оживление, слышались горячие споры, даже крики с выражением то одобрения, то порицания… Михаил Иванович страшно волновался. Да, действительно, и Чигорин был далеко не тот Чигорин, которого я видел девять лет назад в полном расцвете сил. Прошедшие годы явно наложили свой тяжелый отпечаток на весь облик Михаила Ивановича. В волосах появилось кое-где серебро, на лице начали выступать морщинки, сам Михаил Иванович не то пополнел, не то обрюзг и стал как-то плотнее и массивнее. Нервы у Михаила Ивановича были взвинчены до крайних пределов, а когда ему приходилось разговаривать кой с кем, после того как он, сделав очередной ход, выходил в зал для публики, в голосе его слышались нотки раздражения.

Собравшаяся на матч публика, как я мог заметить, резко делилась по своему составу на две половины. Первая половина, состоявшая почти исключительно из русских, имела какой-то как бы смущенный вид вследствие опасного положения партии Чигорина; другая же половина, состоявшая главным образом из немцев, попыхивавших сигарами и папиросами, имела вид самодовольный и уверенный в победе Тарраша. Кой-где слышались уже иронические замечания по адресу Чигорина, не лишенные некоторой доли злорадства и ехидства, так как с глубоким сожалением приходится сказать, что у Чигорина в то время было немало личных завистников и недоброжелателей. По моему личному впечатлению, при создавшейся напряженной атмосфере Чигорину приходилось проводить матч в исключительно неблагоприятной обстановке, что – особенно если принять во внимание крайнюю нервность Чигорина – не могло не влиять и на самый исход матча».