Рыцарь без позывного II

— Это меня сейчас вербовать пытаешься? В свою шоблу зовешь?

— А получается? — он смерил мою рожу. — Видать не особо… Но знай, коли захочешь, милости прошу. Капитаном поставлю, будешь как сыр в масле. Будешь служить, как в отряде служил — можешь уже герб рисовать. Хотя, у тебя ведь уже был герб? Та твоя куртенка в квадратный горошек, помнишь? Все спросить тушевался, а ты сам-то случаем не из благородных?

— По сравнению с тобой, и сутулая собака благородной покажется. — плюнул я. — Раз тебе так наш отряд нравился, может и не стоило его в засаду заманивать? Нахрена ты это сделал? Только из-за титула? Из-за этой мазни? — я ткнул пальцем в кавалерийский щит с личным гербом, лежащий на сундучке у края палатки.

— Много ты знаешь…

— Достаточно. Ладно, отряд — хрен с ним. Мы тебе чужие, все такое. Но деда-то за что? Мы же чудом выжили! Ты ведь родного отца продал!

— Да никакой мне не отец, говорено же! Хватит чушь молоть! Вечно лезешь, куда не знаешь! — резкая вспышка гнева стоила жизни фляге вина.

Поглядев на свои заляпанные ноги, капитан устало вздохнул и достал из сундука новую:

— Эта седая тварь мне судьбу поломала. Жизнь исковеркала… Нечего мне тут слезинки давить — он не получил и сотой доли, чего заслуживал!

Хлебнув вина, подвыпивший северянин охотно поделился их последним разговором со стариком. Судя по развязной речи, этот говнюк давно искал пару ушей, на которые можно присесть. Походу, с друзьями у него тут туго.

— Я этому Жимиру, что за стенами в ужасе трепещет, прихожусь… Двоюродным дядей, что ли? Не знаю, как правильно, если мать моя приходилась двоюродной сестрой его деду.

Капитан еще до нашего знакомства подозревал, что родства с дедом не имеет — слишком уж непохожи внешне. Тем более, в потоке старческого сквернословия порой проскальзывали странные пассажи, про каких-то барынь-боярынь. И, где-то за месяц до засады, капитан возьми да надави на старика. А тот и раскололся.

Еще когда северяне дрались за мост, а о взятии Грисби только мечтали, у одной толстой барышни вдруг родился сын. Из-за излишней «пухлости» женского тела никто и не подозревал о ее беременности. Ну а когда началось… Мякотка в том, что женщина оказалась теткой текущему Великому князю, а отцом он сам. Народу в Просторе живет меньше, чем в любых других регионах континента, но на суровости законов это не сказывается. Признавать плод инцеста племянничек отказался, а за рождение бастарда наказание для благородной особы было суровым.

И тут в дело вмешался седой мужик, что всю жизнь охотился на всякую нечисть. Он-то и принял отцовство на себя, дабы уберечь младенца от смерти. Тетку-то было уже не спасти, а вот отца бастарда ждало лишь изгнание.

— Бред какой-то… Что-то нифига не сходится. Может он по пьяни молол?

Хотя, дед тогда и не пил, вроде… Но все равно чушь какая-то. Старика самого бы прибили, невзирая на законы. Еще и дружеские отношения с молодым князем…

По-моему капитан мне просто гонит. Совсем напился, что ли?

— Кому бред, а кому ушат ледяной воды за шиворот… И главное, скрывал ведь, гад! Таился! А ведь я не дрань подзаборная, я Рорик! Да не простой, а законнорожденный! Не выродок какой! Это мне Грисби должен был достаться! Это мне дружина с гербом полагается! Понял теперь?! И нечего мне про «отца» заливать! Я тоже не дурной, у книгочеев выспросил — нет такого закона в Просторе, чтобы за бастардов казнили! Там вообще бастардов нет! Они и словес-то таких не знают! Старику деньги сунули, чтобы он меня выкрал, дабы местечко для Жимира освободилось! Понял? Лишним я родился, не к масти! На мороз выгонять пожалели, вот и спихнули охотнику за кошель тугой да рогатину княжескую!

Поглядев на покрасневшего от злости и выпивки северянина, я скрипнул зубами. Понятно, короче. Это он за титулы нас продал. О благородном происхождении услышал, обиделся на весь мир, что серебряной ложки не досталось и давай справедливость восстанавливать. Исключительно для себя, конечно.

Охренеть, а ведь я его почти за друга считал!

— Ну и? Что дальше? К барону своему поведешь, али…

— Да катись ты отсюда, козел простуженный! Я тебя едва ли не за брата держал, а ты только зенки пучишь, думаешь, как бы меня придушить! Кулачишки свои сжимаешь… Катись обратно в свой город и не говори, что я добра не помню!

— Не понял. Ты меня отпускаешь, что ли?

С чего такая щедрость? Хочет слежку приставить и узнать, как я в город вернусь?

— Вот дурак… Ладно, коли такой тугой, то держи еще: в вашем гадюшнике, на северной части стены, у порушенной башки выбоина есть. От «мантикоры» будто. Зубцы еще порушенные. А напротив, лес, верно?

Я лишь пожал плечами. Настолько пристально стены не осматривал.

— Так вот — нет там леса! Там овраг за первыми же деревьями! У опушки жгучелист растет, зараза. Сколько носов не разбивал — дозоры и патрули все равно не ходят. Уж очень кусачие кусты. Но ежели вдруг пара мужичков ночью спустится по веревке, может статься, и целыми уйдут… С рожами в горошек, зато живые. Как посчитаешь, что лучше? Горошек али пика в ухе?

— Чего?