Рыцарь Бодуэн и его семья

После неудачи в день Иоанна Крестителя я заменил неудобный шлем на более легкий, не с щелью в забрале, но с тройным рядом отверстий сверху донизу. Благословен будь оружейник, пробивший эти дыры так широко по всей передней части горшка, едва ли не до самых ушей! В тот день шел дождь, несильный — но достаточный, чтобы каждый различал из-под шлема только ближайших к нему ратников, а дальше все сливалось в сплошную мокрую муть, где свои отличались от чужих разве что по цветам. Не посмотри я в бок, не заметил бы, как к Рамонету, рубившемуся с кем-то из Берзи, пробирается со спины Гильем де Сегюрет. Его провансальский герб было трудно с чем-либо перепутать, да и намерение тоже! Я едва не опоздал — Сегюрет хорошо рубанул нашего молодого графа в спину. Рамонет пошатнулся в седле, клонясь вперед; пояс на нем распался надвое — добрый кольчужный пояс, он-то и спас печень Рамонета от хорошего удара. Мой конь Ромеро ударил коня Сегюрета передними копытами вбок, разворачивая всадника на меня, и визг боли Гильемова коня перекрыл торжествующий клич самого всадника. Однако Рамонет усидел. Умница, умница — он не продолжил, как сделал бы юнец, боя с Берзи, он немедля отступил, как зрелый муж, давая место уже мчавшимся на помощь нашим — я разглядел Изарна Жордана, и Пеша, и других с ними, а Луп Фуаский со своим бастардовым гербом наконец сбил Сегюрета с коня, почти одновременно со мной ударяя мечом, и я не стал спешиваться и спорить с ним за пленника. Пускай берет себе. Я сидел неподвижно среди самого боя и мучительно трясся от запоздалого ужаса — ведь мы могли потерять Рамонета. Нашего юного графа. Из-за какого-то Сегюрета! Мы могли его потерять!

Рана у Рамонета оказалась несерьезная — спас его и в самом деле пояс, да еще то, что он вовремя подался всем телом вперед. И, конечно же, правильная посадка — одно из «десяти рыцарских достоинств», которыми так замучил нас всех рыжий рыцарь Арнаут в далекой стране Англии. Пропоров кольчугу, меч Сегюрета только немного порезал плоть, не добравшись ни до кости, ни до каких-либо важных органов; крови много, вот и все. Рамонет стоял по пояс голый, приподняв обе руки и нетерпеливо сжимая зубы, пока базьежский лекарь — по одежде судя, иудей — приматывал повязки поверх сырого мяса и кровяной мази. Лекарь бегал вокруг Рамонета, тот стоял неподвижно. Только глазами следил — влево, вправо — как тот суетится вокруг. Потом неожиданно сказал:

— Толозан, я видел, это ты мне спину прикрыл. Благодарю.

Синий вечер уже вливался в окна, при свечах я не сразу разглядел, зачем вдруг Рамонет тянет ко мне руку. А он стащил с собственного пальца кольцо с винно-красным альмандином — до и после боя он любил носить много колец, а на время битвы прятал их в пояс — и протянул мне на раскрытой ладони.

— Раймон, вы меня обижаете, — отозвался я, помнится, почему-то едва ли не оскорбившись. — Неужто вы бы и… своему брату решили подарок сделать?

— Бертрану? — хмыкнул Рамонет. Доктор, остановив наконец бег вокруг больного, заправлял внутрь края повязки, чтобы не мешали. Я поймал его взгляд на протянутом мне перстне — оценивающий, одобрительный.

— Ну хоть и Бертрану.

— Бертран мои подарки берет. Он, конечно, не совсем брат — так, бастард; но он моей любовью не брезгует. Бери, Толозан. Я хочу, чтобы ты это взял.

Я послушно взял кольцо с теплой ладони Рамонета, в очередной раз подумав, что никогда не скажу ему о своем родстве. Никогда.

Толстый витой обод с винным камнем пришелся мне на самый маленький палец. А Рамонет носил его на предыдущем. Руки у него были куда красивее моих. Или Бертрановых. Я сам не знал, радуюсь ли подарку или огорчаюсь; наверное, и то и другое. Хорошее кольцо всегда можно превратить в деньги, а денег часто не хватает, утешал я себя. Однако точно знал, что не продам его и даже закладывать никогда не стану.

Потеряв братьев Берзи — самых старых и испытанных своих баронов — Амори с горя двинулся с остатками армии на север. Застрял под городком Марманд, должно быть, с отчаяния, ради своих некормленых солдат решив его взять и расплатиться с долгами. Слегка отдохнув в Тулузе, Рамонет и молодой де Фуа решили было преследовать его и сорвать осаду — однако тут гонец из Тоннейна, получивший, в свою очередь, вести из Бордо, как раз добрался до нас с новостями. В кои-то веки — с новостями устрашающими. Проповедь Фулькона ли тому причиной, горькие ли жалобы Амори или его молитвы — но на нас движется новое бедствие. Принц Луи, принц Луи, будущий французский король идет из самого Иль-де-Франса, и с ним до сотни тысяч копий со всего французского лена. Войско движется с огромной скоростью, и если нигде не задержится надолго — к началу мая будет под Тулузой.

* * *

Граф Сентуль д'Астарак, защитник города Марманд, стоял перед своими судьями и пытался подготовиться к смерти. Но к смерти подготовиться, как известно, невозможно: она всегда приходит иначе, чем кажется, пока ты жив. Вместе с графом ждали смерти десять его рыцарей, составлявших верхушку городского гарнизона.