Читаем Рыцарь Фуртунэ и оруженосец Додицою полностью

«Мы пересеклись в Лайне», — говорил Дашу, нырнув в гардероб и шаря под висящей на плечиках одежей. Голос его доносился глухо, Тония-Антония глядела внимательно, он был забрызган грязью, башмаки разваливались, но пиджак туго сидел на крутой, здоровой спине, дышащей надежностью. Он обернулся к ним, держа в руках бутылку, заткнутую кукурузным початком, — из тех, что поставляли его деревенские родичи (они уже тогда наезжали к ним, и это означало, что они в него верят), — бутылку, полную под горлышко, и сверток, в котором, она знала, была брынза. Он выложил припасы на стол, все сам, не приглашая ее помочь даже взглядом, как будто был мужской уговор между ним и Палибродой, развернул брынзу и оставил ее на бумаге, раскупорил бутылку и плеснул несколько капель в раковину. Нарезал хлеб и приложил его к брынзе, комковатой, белой, остро пахнущей. Это было красиво: хлеб, вино и брынза, — и Тонии-Антонии показалось, что ей удается проникнуться состоянием мужчин, живущих на измот и, вероятно, связанных делом, которое тянет из них жилы. Тут Дашу, сложив руки на груди и застыв на несколько секунд, как бы соображая, что теперь делать, наконец обратился к ней: «Давай-ка, душа моя, передвинем стол поближе, товарищ Палиброда так устал, что ему трудно шевелиться».

Она помогла ему, но с этой минуты насторожилась. «Совершенно случайно познакомились, товарищ Палиброда приехал в Лайну по делу, знаешь, сколько там забот, там будет город, город на голом месте, Антония, это потрясающе, просто потрясающе, но есть, конечно, и трудности. Представь себе, что…» Тут Палиброда его прервал: «А не поесть ли нам, друзья, я зверски проголодался, весь день на бегу, в кои-то веки добрался до стола — глупо упускать такой случай». Антония невольно дернулась от удивления — как он быстро освоился, до сих пор не вымолвил ни слова и, пожалуйста, уже чувствует себя как дома, — бросилась за тарелкой и вилкой, но Палиброда не стал дожидаться, положил на хлеб брынзу и, придерживая ее кончиками пальцев, отправил в рот, было одно удовольствие смотреть, как он ест: зубы здоровые, желваки играют на щеках. «Плесни-ка мне, мы, конечно, строим такое, чего свет не видывал, но мы же не святые». Он засмеялся с набитым ртом, прикрыв его ладошкой, подмигнул Дашу: «Давай, давай, лей». И залпом опрокинул первый стакан. «Хорошо пошло». Он говорил нараспев и тянул слоги так долго, что заставлял вслушиваться в слова.

«Так вот, Антония, как получилось. Я тебе говорил, что у меня по разнарядке на этой неделе Вылчеле, Шоймуш и Лайна, работы невпроворот, пломбировать, удалять, ничего особенного, конечно, просто много. Так что до Лайны я добрался только в четверг к вечеру. Дорога там — жуть, одни ухабы, не представляю, как можно строить с такими дорогами. — Он обернулся к Палиброде, тот ел уже не так напористо, прихлебывая из стакана, облизывая губы и кивая в ответ: «Ничего, ничего». — Проехали центр. Шел дождь, здесь был дождь? В четверг и в пятницу не было дождя? — И, не давая Антонии времени на ответ, продолжал: — Видимость была — на несколько шагов, а видна — одна вода. Коркодел, ты знаешь Коркодела, это шофер, совсем скис за рулем, все просил меня шлепать его по спине, я ему спину, наверно, до синяков отбил, а главное — говорить с ним. Говорите, дескать, доктор, а не то я засну. А я ему: «Ты не спи, Коркодел, а то мы здесь застрянем». А он меня снова просит с ним говорить, и я по новой повторяю одно и тоже. Красота. — Дашу налил себе стакан, отпил половину. — В общем, мы заблудились посреди села, на улице — никого, дома стоят темные, чуть кто где зашебуршится, мы сразу — стоп и кричим из кабины, а они не откликаются и свет сразу гасят, только дождь шумит. Что вы на это скажете, товарищ Палиброда, как будто мы бандиты какие!»

«Да, непросто, ситуация, прямо скажем, не из легких. У лучшей нашей бригады, где Мочану бригадиром, были там, в Лайне, трудности, некоторые не понимают или делают вид, что не понимают, к тому же кое-какие события… — Палиброда не договорил, налил себе, обвел пальцем край стакана. — Да, дела, но мы все равно своего добьемся. Так или иначе».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия