Рыцарь и Буржуа

Если моравские братья и джайны подтверждают наличие связи между пропагандой аскетического трудолюбия и обогащением (обогащением, а не капитализмом), то все же тезис Вебера о всеобщей закономерности подобного рода вызывает сомнения из-за своей чрезмерно абстрактной формулировки. Робертсон в своем труде об экономическом индивидуализме заметил, что южноафриканские крестьяне — кальвинисты, но это не пробуждает у них склонности к предпринимательству, и что в современной Голландии кальвинисты по большей части фермеры и рыбаки, тогда как католицизм более распространен в промышленных сферах[450]. Эти наблюдения не опровергают конкретно-исторического тезиса Вебера, но заставляют внести поправки в его тезис, сформулированный как всеобщая закономерность, то есть: пуританские добродетели способствуют обогащению, но лишь при наличии определенных социальных условий. Небезразлично и то, кто эти добродетели усваивает, и то, в каких условиях это происходит.

Как отмечалось, сравнительно меньше всего возражений вызывает рассматриваемый тезис Вебера в его конкретно-исторической формулировке, причем интересное развитие Вебером этого тезиса заслужило признание многих авторов. Однако ряд ученых высказывает определенные оговорки в связи с переоценкой роли пуританизма, указывая на другие факторы, содействовавшие развитию капитализма, которые Вебер недооценил или вообще не заметил.

1) На недооценку роли католиков в развитии капитализма в Голландии обращает внимание Л. Брентано. Он перечисляет католические семьи, прибывшие с юга; эти семьи составили в Голландии крупные состояния, а угрызения совести, которые они, возможно, испытывали, успокаивали меценатством.

2) Согласно Веберу, кальвинизм способствовал развитию капитализма потому, что пробуждал стремление к обогащению и искоренял связанные с этим традиционные предубеждения. Но в этом последнем случае (опять-таки по мнению Брентано) не меньшую роль сыграли политические писатели Возрождения, прежде всего Макиавелли, а экономические писатели той же эпохи своими рассуждениями о деньгах, цене, обмене и т.п. побуждали сосредоточивать внимание на прибыли. С этим соглашается и P. Тоуни.

3) Вебера критиковали также за недооценку той роли, которую сыграли в развитии капитализма великие географические открытия и их экономические последствия, а также быстрый рост населения Западной Европы.

4) Наконец, различные авторы подчеркивают такой чрезвычайно важный для уяснения специфики развития капиталистических отношений среди приверженцев пуританских сект фактор, как их отстранение от участия в государственной жизни Англии — вплоть до 1828 г. Это побуждало их к занятиям торговлей и промыслами — обычным в то время для тех, чье общественное положение было невысоким.

Вольтер, вернувшись в 1729 г. из Англии во Францию, писал: «Ни в Англии, ни в Ирландии нельзя занимать никакого поста, если ты не принадлежишь к числу правоверных англикан» («Письмо об англиканской религии»). А в четвертом письме о квакерах мы читаем: «Квакеры не могут ни избираться в парламент, ни назначаться на какую бы то ни было должность, так как для этого необходимо принести присягу, а они присягать не желают. Они вынуждены зарабатывать на жизнь торговлей». В связи с этой отмеченной Вольтером зависимостью Вебер пишет, что католики, оказавшись в положении преследуемого меньшинства, не проявляют такой экономической активности, как протестанты; но это утверждение не удовлетворяет читателя.

Если бы капиталистическая активность пуританских сект была активностью людей, отстраненных от государственной жизни, следовало бы признать ее разновидностью «капитализма париев» (определение Вебера), который от «еврейского капитализма» отличается своим методическим стилем. В таком случае, однако, не развитие капитализма, а лишь некоторые его особенности можно было бы связывать с религией.

Еще одно обстоятельство побуждает, как я полагаю, более четко определить временные рамки, в которых конкретно-исторический тезис Вебера справедлив для Англии, США или Голландии. Речь идет о недооцениваемой Вебером неоднородности пуританской доктрины. Об этом убедительно пишет Брентано, а Тоуни подкрепляет его возражения, обращаясь к источникам.