Рыцарь и Буржуа

Полноправными гражданами были лишь спартиаты. В эпоху персидских войн их насчитывалось около восьми тысяч; со временем это число все заметнее убывало. Торговлей и ремеслом занимались периеки, лишенные политических прав, а илоты (потомки завоеванного местного населения) обрабатывали поделенную между спартиатами землю. Илоты были совершенно бесправны; илота можно было безнаказанно убить или разгромить его дом. В Спарте, писал Монтескье, «свободные пользовались крайней свободой, а рабы были в крайнем рабстве» («О духе законов», 11, XIX)[68], добавляя в другом месте: «В Лакедемоне рабы были совершенно беззащитны против всякого рода обид и несправедливостей. Положение их было особенно тяжелым потому, что каждый из них был не только рабом того или иного гражданина, но и рабом всего общества; они принадлежали всем и одному» (15, XVII).

«Лакедемон же, — писал все тот же Монтескье, — весь был одной армией, которую содержали земледельцы» (23, XVII). Действительно, военная служба была единственным занятием спартиатов. Законы ведь запрещали им заниматься торговлей и ремеслом. Они должны были защищать страну, предоставив трудиться периекам. Считалось, что между собой спартиаты равны, отсюда их название «homojoj»[69]. Спартой они управляли с копьем в руке. Даже во время сна они обязаны были иметь его при себе. Современники неоднократно сравнивали Спарту с военным лагерем. Поддержание постоянной военной готовности, считали они, было необходимо, так как у Спарты было немало внешних врагов, к тому же ей постоянно угрожали илоты, которые ждали лишь удобного случая, чтобы восстать. Таким случаем стало, например, землетрясение 464 года. Но угроза восстания еще и сознательно раздувалась: тиранам свойственно так много говорить о безопасности, чтобы оправдать собственный деспотизм.

Законы не разрешали спартиатам обогащаться. Иметь золото и серебро было строжайше запрещено, а распоряжение имуществом затруднялось множеством предписаний; как писал Ксенофонт, «к чему же поможет обогащение там, где приобретение доставляет гораздо больше неприятностей, чем удовольствия» (VII, 6). Осведомительная служба спартанцев, или «тайный надзор», извлекала на свет грехи граждан, нарушавших эти законы, а также старалась выявить любые признаки бунта среди илотов.

Отложим на время вопрос о том, в какой степени эти нормы осуществлялись на практике, и попробуем нарисовать образ примерного спартанца. Он, правда, известен по разного рода популярным работам; тем не менее стоит воспроизвести его в основных чертах еще раз.

В то время как гомеровские герои придавали большое значение красоте человека, спартанцы как будто бы не обращали внимания ни на красоту, ни на одежду. Их косматые головы и бороды, их неопрятность коробили афинян. Одного хитона считалось достаточно на все четыре времени года, а ноги полагалось закалять хождением босиком. Розгами испытывалось умение сносить боль. «Лакедемоняне, — скептически замечал Аристотель в «Политике», — ... постоянными тяжелыми упражнениями делают детей звероподобными, как будто это более всего полезно для развития мужества» (1338b). Известно, что мальчик, оставленный в живых после сурового отбора, совершавшегося сразу после рождения младенца, рос в семье лишь до семи лет. Затем он воспитывался вне семьи, в группах, подчиненных руководителю, которого надлежало слушаться беспрекословно. В полном соответствии с нормами, существовавшими в Спарте, Платон писал: «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставаться без начальника — ни мужчины, ни женщины. Ни в серьезных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда — и на войне, и в мирное время — надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаниям» (942a-b). В отсутствие же начальника любой гражданин наделяется в «Законах» правом приказывать, руководствуясь благом, и наказывать за проступки.

Вот каким порядкам противопоставлял афинские порядки Перикл в знаменитой речи, приводимой у Фукидида. «Каждый из нас, — говорил он, — сам по себе может с легкостью и изяществом проявлять свою личность в самых различных жизненных условиях» (II, 41, 1) [Фукидид цит. по: Фукидид. История. Л., 1981]. «Мы не думаем, что открытое обсуждение может повредить ходу государственных дел. Напротив, мы считаем неправильным принимать нужное решение без предварительной подготовки при помощи выступлений с речами за и против» (II, 40, 2).