Рыцарь и Буржуа

Воспитанию граждан служили и общие трапезы — обычай, который способствовал упрочению стиля военно-лагерной жизни. Были они довольно скромными: обязательная мясная похлебка и кое-какие съестные припасы, принесенные некоторыми сотрапезниками. Укрепляя сплоченность спартиатов, эти трапезы, однако, ослабляли семейные узы наряду с воспитанием детей вне дома и супружеской неверностью, совершенно легальной при условии, что она послужит умножению числа крепких телом граждан — не для себя, но для всех спартиатов, коль скоро каждый из них, согласно Ксенофонту, «одинаково распоряжался и своими детьми, и чужими» (VI, 1). Мужья в возрасте могли препоручать свои супружеские обязанности выбранным ими мужчинам помоложе. Будущую мать не разрешалось держать взаперти. Однако замужество разрешалось ей лишь в том возрасте, когда она могла произвести на свет наилучшее потомство. Обычай одевать возлюбленную в мужское платье и проникать к жене лишь под покровом ночи иногда объясняют желанием обмануть завистливое божество[72]. Однако, согласно мнению, которое Плутарх приписывает Ликургу, смысл этого обычая состоял в том, чтобы заставить мужчину стыдиться, если его увидели идущим к женщине или возвращающимся от нее, и тем самым помешать гражданам чрезмерно предаваться наслаждениям. В то же время эти препятствия должны были еще сильнее разжечь любовное влечение, что будто бы способствовало появлению на свет здорового потомства.

Финансовая политика Спарты служила ее изоляции от остального мира и созданию таких условий, при которых граждане не могли бы разбогатеть. Как уже говорилось, спартиатам запрещалось иметь золото и серебро. Эти запреты соблюдались с помощью доносов и обысков. Железные монеты, имевшие хождение внутри государства, были бесполезны за его пределами, что делало путешествия невозможными. К тому же, замечает Ксенофонт, пронести монеты в дом нельзя было втайне от домочадцев: весили они столько, что потребовалась бы целая повозка (VII, 5).

Платон не хотел до такой уж степени закрывать двери перед чужеземцами, но, по образцу Спарты, в его идеальном государстве, «кто не достиг сорока лет, тому вовсе не разрешается путешествовать куда бы то ни было. Затем вообще не разрешается никому путешествовать по частным надобностям, а только по общегосударственным» (950 d), причем посылать за границу можно лишь таких граждан, которые по возвращении на родину «укажут молодым, что законы, определяющие государственный строй иных государств, уступают нашим» (951 а). Привезенные из путешествия чужеземные деньги должны быть сданы государству в обмен на местные (742 b).

Мы описали здесь основные черты образца спартанца; некоторые из них, по-видимому, воплощались в жизнь, другие лишь постулировались. Воссоздавая их, мы предоставили голос по большей части почитателям Спарты, ведь именно к ним следует причислить Ксенофонта, Платона или Плутарха. Теперь дадим слово критикам, хотя бы для того, чтобы удостовериться в верности нарисованного нами образа.

Если речь идет о полноправных гражданах Спарты, то есть о так называемых «равных», то их равенство ставилось под сомнение Аристотелем. Правда, землю нельзя было ни покупать, ни продавать, но можно было ее дарить и завещать. В результате земельная собственность сосредоточилась в руках немногих, причем, согласно Аристотелю, почти две пятых всей земли оказались в руках женщин (1270 а). Они же владели драгоценными металлами, так как запрещение иметь золото и серебро относилось только к мужчинам. «В руках у женщин, ты знаешь, наибольшие деньги», — говорит царь Агис в драме Ю. Словацкого «Агесилай»; а об Агисе горожанин говорит так: «Нужны ему деньги — должен просить их у матери»[73]. Равенство спартиатов оборачивалось равенством, провозглашенным на Ферме Животных в одноименном романе Дж. Оруэлла: «Все животные равны, но некоторые равны более других». Что же касается бесчестия, которое навлекало на себя обладание золотом и серебром, то некоторые историки полагают, что спартанцы умели размещать деньги за границей[74].