— Разве лишь за слова матери ты ответчик? — вкрадчиво прошептала сидхе, чьи одежды были черны, как воронье оперенье. — Разве ты сам не обещал, что останешься в холмах навечно?
— Я был ребёнком и не знал другой жизни! — яростно воскликнул Джерард, подавшись вперёд. — Или вы открыли, чего мне это будет стоить? Или не в одной ненависти к людям взрастили?
— Слово сказано! — прошипело со всех сторон.
Джерард с ледяной усмешкой откинул голову.
— Дорого же вы цените слово, что выманили обманом.
— Не обманом, — пропела другая, и я не видела, кто. Голоса их стали сливаться, лица тускнели, проявляясь то там, то тут. — Мы не лжём. Вы сами только и делаете, что лжёте, другим, себе.
— Что, Лис, поиграем?
— Совсем как прежде.
— Славные были времена!..
— С которой из нас?
— Выбирай!
— …если хочешь освободиться.
— Видишь, как мы добры к тебе!
— …хоть ты нас уже не любишь…
— …мы помним прошлое…
— …когда нам было так весело…
— …и хорошо…
— …вместе.
— Нет, — с прежней улыбкой ответил Джерард. — Когда я рос в холмах и черпал их силу полными пригоршнями, когда магия была для меня оружием столь же привычным, как меч или лук, мне и тогда не одолеть было прирождённой сиды, что знала землю, когда на ней ещё не родились люди. Ведь тогда это и впрямь были игры. А теперь я не стану забавлять вас и не стану брать то, что мне не принадлежит. Без магии я против вас бессилен. Покончим с этим.
— Ты повзрослел, Лисёнок.
— …и поумнел. Прежде тебя не пришлось бы приглашать к драке.
— Только поумнел поздно, — ответил Джерард. — Сделанного уже не вернуть.
— Неужто жизнь с нами настолько противна?
Они вдруг оказались рядом, враз, так близко, что задевали меня краями одежды и касались ледяными руками. И глаза их были холодны, как руки, и все семеро смотрели с таким же ледяным любопытством, как в ту первую ночь, когда я увидела их сквозь прорези в гобелене.
— А чего же хочешь ты, девочка? Неужели умереть? Разве так желанна смерть, когда есть красота и юность? Чего ты хочешь?
Вопрос этот вызвал видение Дикой Охоты. Вольной стаей мчаться в небе над родиной, чуять прохладный ветер на лице, в волосах, пожаром раздувающий алые гривы коней. Вечно мчаться около Джерарда, одной из череды чёрных всадников, вслед за прекрасной Королевой и её возлюбленным Королём…
Любовь и свобода. Вечно. Навсегда.
Я улыбнулась в глаза-колодцы и молча покачала головой.
Ладонь Джерарда стальным запястьем замкнулась вокруг моей руки. Я ответно сжала пальцы.
— Мы всегда позволяем выбирать, — произнесла Зимняя Ночь. — Мы предлагаем помощь, владеем вожделенными дарами. Мы просто есть рядом. Мы ждём. Вы сами называете цену. Не наша вина, что вы бросаете клятвы, как осенние листья по ветру. Мы всего лишь учим вас, что сказанное слово дорого.
Она стояла прямо перед нами, остальные шестеро замерли по правую и левую руку своей старшей сестры; её прекрасное и жуткое лицо казалось вылепленным из первого снега, — маска, за которой одна только холодная пустота.
— Две смерти за одну жизнь — справедливый обмен.
Я склонилась к плечу Джерарда, он обнял меня, положив мою голову себе на грудь.
— Мы будем свободны, — тихо сказала я.
— Я совершил немало зла, — ответил он. — Разве там мы встретимся?
— А мы просто не разнимем рук и не позволим нас разлучить.
2
И молвит Королева Фей — О, как была она зла: “Чтоб самой страшной из смертей Ты, девка, умерла! Из свиты царственной моей Ты лучшего взяла!
Тэмлейн, когда б ты мне сказал, Что будет в эту ночь, Твои зелёные глаза Я вырвала бы прочь!
Коль знала б, что в последний раз Ты был вчера со мной, Я б заменила каждый глаз Гнилушкою лесной!”
Я закрыла глаза, приготовившись к боли, к падению, к расставанью с телом и чувствами, ко всему… Но не было боли, и со мною ничего не происходило. Я услышала шипение, точно рядом появилась сотня разозлённых кошек.
Сидхе обратились разъярёнными фуриями, они скалили острые зубы и шипели, их длинные волосы хлестали плетями хвостов. Они метались, но не могли к нам приблизиться, прорвать границу обережного круга, что держали два сияющих силуэта. Они были точно расплавленное золото, самый чистый свет, что обжигал сидхе и лишал их сил. Дьяволицы взмывали в воздух, исчезали, рассып`ались метелью и листвяными вихрями, обращались вороньей стаей, но никак не могли достичь нас. А мы, по-прежнему не отпуская рук, смотрели в изумлении, не в силах понять, что стало нашим нечаянным спасением.
Сияние угасло, но отчего-то я знала, что с нами по-прежнему эта оберегающая сила, того больше — она пребывала с нами всегда.
— Материнское благословение, — яростно выплюнула Зимняя Ночь, неузнаваемая в своём дьявольском обличии. Белые волосы взмывали вокруг искажённого злобой белого лица, рассыпаясь снежными клубами; кожа её была как у замёрзшего мертвеца, пальцы удлинились до невозможности и увенчались алмазными когтями. Роскошные одежды её истончились, почти не скрывая наготы до синевы бледного изломанного тела.