Рыцарь и его принцесса

Земля, меж тем, встречала не лучшие времена. Вожди волей-неволей оставили былые обиды, теперь, когда с востока шёл общий враг, что сплотил всех вокруг ард-риага. Ну да когда и жили-то в мире? Чтоб ни свои, ни те? Разве бывало такое? Вот то-то же.

Отбивались, нападали, восстанавливали порушенное и пожжённое, лечили, растили молодцов на смену тем, кому уже не впрок лечение. Джерард, ходивший в драки с самим молодым вождём, возвращался живым, и не брало его ничто, ни стрела, ни копьё, везучий был, как сам чёрт: то ли крепко молилась за него молодая жена, то ли исчерпал уже всё своё невезение, отыграл у судьбы. Лучше него не было разведчика, пройти у врага под носом, вызнать, что следует, а то и поджечь что или порезать часовых, пройдя ровно меж врагами, а после уйти, как уходит ветер, неведомыми тропами. Но, как многие иные, кого удача задурила, очертя голову не лез, удальством не бахвалился, да и было отчего.

Года два спустя Ангэрэт реже стала появляться на людях, не плясала с мужем на праздниках, притихла и как-то сразу повзрослела. И Джерард всё чаще бывал с женой, ходил с нею до медленных летних сумерек или сидел рядом около шепчущего ручья, прижав её к себе, молчаливую, закутавшую плечи в широкий платок. Они почти и не говорили тогда, лишь касались пальцев друг друга, но будто бы всё понимали. Девушка молча смотрела в даль отражающими высокую синеву глазами, молодой мужчина по временам хмурил брови, словно в гневном отрицании, после всё крепче прижимал к себе жену, но, тотчас опомнившись, ронял руки. А она едва улыбалась, так, словно в чём-то провинилась перед ним.

Под самый Йоль Джерард появился у дома Шеймуса, с семьёй которого как-то само собой сделались накоротке. И был он ничуть не краше, чем в день, когда Шеймус увидал его впервые.

Скорее хозяина уразумев, что приключилось, жена и мать Шеймуса спешно собирали необходимое и одевались потеплее, пока сам Шеймус неуклюже пытался утешить своего «крестника»:

— Да ежели бы этак каждая помирала, так и роду людскому конец бы подошёл!

Да всё, видать, без толку, тот только о смерти из его речей и услышал.

На бегу, едва поспевая за спешащим, точно из адских врат, Джерардом, жена Шеймуса втолковывала:

— Девки, они ж все до единой в первый раз так: втемяшат себе, что всенепременно помрут! Ну, если у самой мать родами померла, так, конечно, и вовсе: будто бы и она так же кончить обязана. Ну да ничего, вот как пойдут за первым второй, там и третий…

Муж только глянул на будущего отца и цыкнул на жёнку, чтоб поменьше болтала.

— И-и, молчала бы!..

— А чего?..

Та недоумённо подняла брови, но совету вняла.

В уединённом доме было чисто прибрано и жарко натоплено. Женщины тотчас разоблачились и поспешили к дальней двери. Там глухо было, как в могиле… тьху!

Джерард сел у порога, вернее даже упал, будто ноги его больше не держали.

Шеймус вздохнул, яростно поскрёб щеку и, не дожидаясь хозяйского разрешения, принялся искать чего-нибудь хмельного. Чем крепче, тем лучше.

Уже занялось темнеть, когда по синим теням пришли Пэдди и семенящий следом Колум — услыхали весточку от жён, а тем передала жена Шеймуса — и когда успела только? Патрик был громок и уже дома начал отмечать. Колум предложил помолиться. Джерард молчал с тех пор, как приходил к Шеймусу. К тому сроку к суете, что производили женщины, стали прибавляться редкие тихие стоны. Стемнело напрочь.

— Поперву завсегда так, — с важным видом знатока заявил Пэдди, отец семерых совершенно неотличимых один от другого сыновей и единственной дочки, которая успела наградить уже вторым внуком. — С первым-то долго маются.

— А ты не смотри, что такая тоненькая, — утешал успевший изрядно набраться Шеймус, всё больше наваливаясь на «крестника», как в шутку прозывал Джерарда после того, как освободил его от чар. — Они ж…ж… ж живучие, как кошки.

Перед Джерардом стояла нетронутая кружка вместимостью с хороший жбан. Шеймус смущённо крякнул и поспешил налить себе ещё — до того неловко было смотреть на молодца, который без страха шёл на любой риск, а тут сидел немой и неподвижный, как мертвец, весь обратившись в слух.

К полночи Пэдди сделался красен, как петушиный гребень, только голубые глаза всё больше стекленели и взглядом устремлялись в незримые дали. Шеймус жалел «крестника» почти до слёз, и даже Колума удалось подпоить, и тот с непривычки тотчас окосел. Теперь из-за двери раздавались уже не стоны, а крики. И едва ли не на каждый этот вскрик все трое повисали на Джерарде, которого ветром сметало с места.

— Куда рвёшься! — трезвея, увещевал Шеймус. — Не мужское это занятие. Бабы мои там, они-то знают, чего делают. А ты ей чем поможешь?

Уговоры покуда действовали. Парень сверкал глазами, что начинали мерцать зелёным в свете огня, впрочем, приятели были достаточно пьяны, чтобы не придавать значения этой маленькой странности.

— Тут, браток, наше дело — сторона, — сонно бормотал Шеймус. — Чего ж теперя… токмо ждать.