— Да что ты такое удумала? Вот уж воистину не за что мне ард-риага обелять, но вот тебе мой единственный ответ: не было такого и быть не могло! Любил он светлую мою, любил до безумия, до помрачения и приблизил, быть может, её конец, но убивать? нет! Или не на моих руках угасала Гвинейра? Или мало я повидала до неё и после, как мучаются в родильной горячке, чтоб с чем другим спутать? Нет, Ангэрэт, хоть тебе и не за что любить отца, но здесь ты к нему несправедлива. Или я своими глазами не видела, как мучился он вместе с нею, как метался и рыдал, как держал её за руку, как не спал ночами? Он одержим был ею, как одержимы бесноватые, и немало горя причинил, сам того не разумея, но и пальцем её не тронул.
Я вовсе не цеплялась за невольное подозрение и рада была услышать беспристрастное и при том самое решительное ему отрицание.
— Пусть так. Но для чего она решилась стать его женою? Ведь не за властью она гналась.
— Для чего? — Нимуэ вздохнула, завозилась, кутаясь в платок. — Спроси юную девушку, прекрасную и беспечную, ни в чём не знающую отказа, не ведавшую горя, какие назовёт она тебе причины? Ард-риаг был красив и молод, он нравился всем, а выбрал одну и ни на кого более не смотрел. Встретил её, когда она была почти ещё дитя, но женское лукавство рано проснулось в ней. Ей нравилось поклонение и обожание, нравилось, когда тот, кому принадлежит вся власть Тары, поступает по её слову, нравилось внимание и подарки. Он видел её не так чтоб часто, девочка моя взрослела, а детская блажь осталась, вдобавок к ней явились и новые бредни. Она чувствовала, что любима, любима, как в сказке, большего не потребовалось… Ты знаешь отца всегда одним, иным не можешь помнить, но ведь до смерти Гвинейры он был не так мрачен и зол, он был с нею ласков, был и весел. Не каждый человек прост и ясен, точно ручей, видимый до последнего камушка на дне. Бывает человек как мутная вода, как топь, что притворилась цветущей луговиной, как лёд, что только кажется прочен, а сам проломится, не сделаешь и шага… У Гвинейры жизнь была как песня, короткая, весёлая. Куда ей было разгадать в потаённой душе изъян? Уж на что риаг Гвинфор, хоть никогда того прежде ни в чём не делал для дочки отказа, а тут и отговаривал, и увещевал, и стращал её, да всё без толку. Гвинейра — дочь единая, любезная, с малых лет знала, как своего добиться. Вот и добилась. Да и после замужества, не сказать, по правде, чтобы так уж сожалела она, узнав истинную суть супруга. Хоть и пугал он её порой, хоть и разрушительна была его страсть, не слышала я от неё ни слова горечи о своём решении. Любила ли она его ответно или в том причина, что всегда нравились матушке твоей опасные забавы… о чём толковать теперь! А, может, поняла, что всего лучше было ей по добру согласиться стать женой ард-риагу, а иначе… ведь он-то всегда брал своё. Два годка они прожили, Ангэрэт, каждый миг, как последний. Нельзя так быть одержимым, чтобы весь мир в едином человеке замыкался. Уж на что тогда жалела я его… чёрный он был от горя, глаза чёрные — не взглянешь, страшно. Точно и не знал, на каком он свете. Думала: недолго быть телу живым, когда души в нём нет. Ведь, если и была у ард-риага когда душа, забрала её Гвинейра, всё, что было в нём хорошего, забрала, негодное оставила. А как смотрел тогда он на тебя, кровиночку, страх за горло хватал… не разлучалась я с тобою, моя светлая, ни на миг, на ходу спала, не ела… боялась. Иль о стену расшибёт, иль в объятиях задушит, зацелует насмерть…
Нянюшка смолкла, понурив непокрытую белую голову. Я опустилась перед ней на колени, уткнулась лицом в сухие тёплые ладони. Сначала Нимуэ тихонько всхлипывала, потом перестала. Мы обе сидели без слов, без движений.
Наконец, я поднялась. Нимуэ тотчас встрепенулась.
— Куда ты, моя светлая?
Я улыбнулась краем губ.
— Здесь недалеко… я слишком долго медлила с разговором.
Друзья и недруги
1
Замок пуст, выморочен. Сквозняки пролетают привидениями, касаются ледяными пальцами. Или это и впрямь эхо заблудших душ проносится меж западни стен, мечется, запертое в тяжком холоде камней, хранящих память отзвучавших голосов и шаго?. Ищет — как знать — путь к свободе, прошлое или иной призрак, бывший любимым, а быть может, врагом. Всё тщетно, и тоскливый стон мечется в закоулках переходов. Но не время печалиться их тоской, следует спасать собственную, ещё живую душу, пока и она не стала пленницей безответных стен.
Я вошла без предупреждения, без слов. Вошла и встала у порога. Долой робость, долой затверженные правила; ни оскорбления, ни угрозы не принудят меня уйти без ответа.