В едва шелестевшем голосе я различила отзвук страха, предвестник подступавшей слабости. Ещё не облекшаяся в слово и образ мысль неявной тревогой возмущала занедуживший рассудок, слабый сосуд плоти обуяла дрожь. Обеими руками я вцепилась в ладонь Блодвен, опасно закачавшись над спуском с лестницы.
Стэффен, идущий перед нами, преодолел часть пути вниз, скоро обернулся, не забывая прислушиваться, чтоб в случае опасности подать знак.
Не давая себе отчёта в том, что делаю, я упиралась, отступая назад и увлекая за собой Блодвен. Смутно чернеющие неровные ступени, покрытые копотью стены, смешавшаяся с жарким от горения факелов воздухом затхлая сырость подземья, точно зловонное дыхание больного зверя, — это было так похоже на вход в ад, но и ад, воплощённый на земле, прямо под отчим замком, — право, чем не место? — едва ли ввергнул бы меня в такой ужас. Иной страх понуждал отступать.
Стэффен сделал красноречивый жест, напоминая, что для мешкотни не время и не место.
— Ты что же, темноты испугалась? — сдавленно прошипела Блодвен. — Нашла время после всего!
Я закачала головой, выкручивая руки из цепкой мачехиной хватки. Право слово, что со мною? Верно, ведут к неведомому ходу, которым выведут из тьмы к свету. Отчего противлюсь?
Словно сами своды подземья придавили ответом: «Он не услышит тебя из-под земли».
Я пошатнулась, и тем взволновала Блодвен. Мачеха встала так, чтоб можно было облокотиться о неё.
— Вот уж выбрала, когда позволить себе слабость! Не след нам теперь с тобой возиться, каждое мгновенье на счету. О супруге моём забыла? Сладко ли ему спится? Или уже в память пришёл?
— Разве так скоро? — слабо возразила я ей, едва переставляя ноги — словно соломенные тюки ворочала.
— А кто его знает? — зло оскалилась Блодвен, к удивлению моему сбившись с изящного выверенного слога. — Здоровый медведь, из другого бы душа вон, я сил не жалела.
— Блодвен…
— Чего тебе? — покосилась мачеха, за двоих высматривая покатые выщербленные ступени, от меня в этом деле немного стало проку.
— Когда оте… когда ард-риаг вернётся в сознание и хватится меня, что ты станешь делать, как оправдаешься, защитишься?
— Об этом моя забота, — отмахнулась Блодвен и продолжила с задорной усмешкой: — А ведь забавную загадку я задала ему, как думаешь? Укажет ли рассудок на ту, что годами истово ненавидела падчерицу?
Я коснулась осклизлых стен и отдёрнула руку. Медлила со словами.
— О том и вопрос. Блодвен, отчего ты спасла меня?
Мачеха обернулась ко мне. В факельной полутьме горячо и остро сверкнули глаза.
— А разве я тебя спасала?
Я потерялась с ответом, так странно прозвучали её слова.
— Так кого же? — жалко улыбнулась я. — Ведь не себя?
Блодвен рассмеялась, коротко и безгласно. Вскинула голову и вновь ожгла прежним взглядом.
— Где же тут ошибка? Случается и так: спасла себя, наконец. Уж и не чаяла, а всё ж спасла, семь лет спустя.
Хладный камень толкнулся в плечо. Сделалось дико от слов Блодвен. Я запру их в шкатулку памяти, чтобы когда-нибудь после, когда отгремят грозы и отбушуют шторма, замкнувшись в тихом пристанище, вынуть и перебрать их, отделяя зёрна смысла. Когда-нибудь, но не теперь.
— Ты не ответила. — Моя рука судорожно сжалась в ладони Блодвен, а слабый голос вовсе потух. — Зачем мы здесь?
— А то трудно догадаться! — сердито выговорила она, но я догадалась: то на себя досадовала, что среди волнений и суеты позабыла упредить о главном. — Как бы искусно ты ни лгала, неопытна меня провести, во лжи я лучше твоего разумею, а, значит, и правду о вас вижу.
Ослабев, я оступилась во тьме. Надежда силою своей дарует жизнь, но случается и так, что, когда удар следует за ударом, внезапная надежда может убить.
— Но как?.. ведь он… — и смолкла, бессильная произнести роковое слово.
— Мёртв? — довершила за меня Блодвен и нахмурилась, домыслив очевидное: — Это он тебе сказал? — В довершении к тому Блодвен произнесла слова, которые женщина её положения не должна была не то что говорить, но и знать. Дав выход гневу, мачеха ободряюще сжала мою ладонь и заверила: — С безумца станется со злым умыслом сказать тебе так — жестокость в его обычае. А, может, ты сама неверно истолковала его бред. Я вызнала, подкупив кое-кого из стражи: наёмник был жив совсем недавно. Супруг мой давал прямой приказ, злость его велика, а ярость изобретательна.
— Что я наделала!..
Блодвен проницательно смотрела на моё отчаяние.
— Догадываюсь, чем вы прогневали безумца. Совсем не отцовская ревность разбила оковы рассудка.
Слова мачехи отзывались во мне новым потрясением. Не успев постичь гибели любимого, узнала, что он, вероятно, изранен, но жив. Однако же, если надежда обманет, если межою посреди жизни и смерти пролягут мгновенья — вынести ли это слабому сердцу?
Стэффен сделал знак остановиться.
— Я что-то слышал.
Я же забыла и о дыхании, но, сколько ни вслушивалась, до багрового мельтешения перед глазами слышала лишь шум крови в висках.