Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

Снег продолжал сыпаться, покрывая степь белой скатертью. Мне даже подумалось, а не конец ли света наступает? Но, наконец, туча ушла на запад, вновь выглянуло жаркое солнце и очень быстро превратило снежную белизну в мокрое сверкание. Зима, не продлившись и получаса, вновь уступила права лету, и вскоре уже ничто не намекало на недавний снежный каприз. Проехав еще немного, мы увидели, что новая туча двигается нам навстречу, но на сей раз не по небу, а по земле - это была довольно многочисленная рать, и по форме знамен я быстро определил, что это русичи, и успокоил Гийома, который очень боялся встретить здесь диких куманов или пеценатов, как он называл половцев и печенегов. Мы продолжали сближаться, и я с радостью уже видел, что впереди войска едет доблестный Владимир Мономах. Встретившись, он сразу узнал меня, и это было мне очень приятно. Выяснилось, что рать движется в сторону Сарматии, чтобы там, на берегах Дона, как называли русичи Танаис, встретиться с половцами и дать им решительный бой.

- Проклятая погань! - возмущался Мономах.- В прошлом году только помирились с ними, мы с князем Олегом сыновей на ханских дочках поженили, а гадина Боняк со своим воеводой Шаруканом опять грабежи творят, русские стада и табуны уводят.

Мне, Христофор, конечно же, не терпелось узнать у Мономаха о Евпраксии, но вежливость требовала от меня для начала расспросить обо всех политических делах. Наконец, я не выдержал и спросил:

- Не томи, Владимир, скажи скорее, как там монахиня Евпраксия поживает?

- Очень даже нехудо поживает,- с улыбкою отвечал Владимир,- Жива и здорова, всеми почитаема и любима. Митрополит Никифор сам ее привечает, в обиду никому не дает, при Печерском монастыре отдельную келью для нее выделил.

- А давно ты виделся с нею?

- Позавчера утром и виделся, когда мы из Киева выходили. Она нас провожала с благословением и молитвою. Эх, рановато она из мира ушла, такая красавица писанная, могла еще замуж выйти... Ну, не буду тебя, рыцарь, с собой на войну звать. Поезжай, повидайся с монашкою нашей. Сам-то не женился еще?

- Нет, не женился.

- Ишь ты, как Добродея за сердце тебя держит! Ну а как там Иерусалимский король Бальдвин?

- Он, в отличие от меня, женился уже в третий раз.

- Да ну?!

- Точно. Вторая-то его жена, Арда, была похищена сарацинами и почти год провела у них в плену в гареме у одного богатого мусульманина. Патриарх Дагоберт развел его с ней и затем заключил брак Бодуэна с вдовой Рогера Сицилийского, Аделаидой.

- Что же он, воюет али нет?

- Воюет. Собирается Бейрут захватить, чтобы уж все побережье моря его короне подчинялось.

- Похвально. Ну а снег там, в Иерусалиме, средь жаркого лета случается?

- Этого не бывает,- улыбнулся я.

- А у нас, видишь, бывает. Как думаешь, дурной это знак или хороший? Может, в Киев возвратиться, погодить воевать с погаными?

- Прости, не знаю, что сказать. Говорят, если землетрясение или затмение солнечное, то знак дурной, воевать нельзя идти. А про снег ничего не слыхал.

- Ну и ладно,. Поедем, повоюем. Победим Боняка - значит, снег среди лета хорошее знамение, а не победим - значит, дурное. Так впредь и будем знать. Ну, прощай, рыцарь, авось еще свидимся. Храни тебя Бог.

С тем мы и расстались. Русская рать двинулась дальше в Сарматию, а мы с Гийомом продолжили свое путешествие в Киев. К концу дня стали попадаться первые русские селения и заставы. На ночлег мы остановились в небогатом, но крепком крестьянском дворе. Можно было надеяться, что к завтрашнему вечеру мы доберемся до Киева. Гийом попросил меня рассказать, что было дальше в моей жизни после того, как я получил письмо Евпраксии, и я в этот вечер закончил свое повествование: