Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)

Ненастным осенним днем я уехал из Киева с твердым намерением никогда больше не возвращаться сюда. Зиму я провел в Зегенгейме. Там все было спокойно и мирно, но семейное счастье, которое так и излучали из себя мой отец и моя мачеха Брунелинда, наводило меня на печальные мысли о моем собственном несчастии, и весной я решил отправиться куда бы то ни было. Я поехал в Париж, где никогда еще доселе не бывал. Столица Франции произвела на меня удручающее впечатление - это был грязный, неуютный и убогий городок, не отличающийся никакими архитектурными достоинствами. В Париже я встретился с Гуго Вермандуа, который собирал новое ополчение, чтобы идти в Святую Землю и биться с сарацинами и сельджуками. Я охотно принял командование в одном из его отрядов. Кроме Вермандуа вождями этого нового похода стали граф Гийом Пуатье и Стефан де Блуа. В начале лета мы прибыли на кораблях в Иерусалим. Новую армию крестоносцев привел и Раймунд Тулузский. Дойдя до Константинополя, он отправился со своим воинством в Анатолию и взял решительным приступом Анкару. Мы тем временем двинулись на север, чтобы присоединиться к Бодуэну, который доблестно дрался там с сельджуками и уже покорил крепость Арзуф и богатую Кесарию. Но на этом успехи нового крестового похода закончились. В августе Данишменд разгромил армию Раймунда под Мерзиваном, а в сентябре мне пришлось участвовать в страшном сражении под Гераклеей, где турки, вдвое превосходящие крестоносцев в численности, нанесли нам сокрушительное поражение. Увы, я попал в плен и вскоре встретился в Малатии с томящимся там Боэмундом. Турки обращались с нами вежливо, мы жили в просторных комнатах и получали хорошую еду, красивые турчанки посещали нас, и я принимал их ласки точно так же, как и Боэмунд. Я старался найти забвение своей любви к Евпраксии, но ничто не могло заглушить моего горя.

Зимой нас с Боэмундом повезли в Багдад, где великий халиф хотел взглянуть на грозного норманна и второго пленника, то бишь, меня. Красота Багдада поразила наше воображение, и мы от всей души пожалели, что этот город до сих пор не захвачен нашими крестоносцами. Халиф беседовал с нами очень долго, пытаясь убедить нас, что только ислам является истинной религией. Он уважительно отзывался о Христе, которого магометане почитают как одного из самых великих пророков, но при этом халиф говорил такие кощунственные вещи, что мы едва сдерживались, вот-вот готовые прервать беседу. Он уверял нас, что пророк Иса (так у них именуют Иисуса) вовсе не был распят. Он совершил очень хитрую подмену, и вместо него римляне распяли его двойника, некоего Симона Сиренского. Поскольку у мусульман умение ловко обманывать считается одним из главнейших достоинств мужчины, эта подмена вызывала у халифа сильное восхищение.

- Нет,- категорически сказал я,- Христос был распят и положен в гроб, а затем воскрес и вознесся на небо, потому что Он был Сын Божий.

- Вы говорите ужасно смешные глупости,- рассмеялся халиф.- Бог слишком велик, чтобы посылать своего сына к людям и позволять им распинать его. А если он позволил им это сделать, значит, он никакой не Бог. Нет, Иса был великим пророком, но он не был Богом. Он спасся от казни и прожил потом еще очень долго, сначала здесь, в Багдаде, потом жил в Персии, потом - в Индии. У него было три жены и много детей.

- Если бы это было так,- возразил Боэмунд,- то неужто Он в это время не стал бы проповедовать? Конечно, стал бы, и кончилось бы тем, что его все-таки поймали бы и казнили. Нет, ваши утверждения ложны.

Весь следующий год мы провели в плену у сарацин, и весь год они пытались склонить нас к тому, чтобы мы приняли их веру, они сулили нам славу и богатство, мечтая о том, что мы станем полководцами у них, но ничто не могло поколебать нас. Они уверяли нас, что крестоносцы продолжают проигрывать одно сражение за другим, что Иерусалим в осаде, а Антиохия уже взята Данишмендом, что почти все вожди, включая Раймунда Тулузского и Гуго Вермандуа, погибли в битвах, но мы не верили ни единому их слову, хотя и тревожились о том, как обстоят дела на самом деле, гадали, сколько правды в уверениях сарацин, а сколько лжи.