Читаем Рыцарь короля полностью

И вот наконец, обогнув купу деревьев, де Сюрси увидел замок Лальер; в тот же миг у него вырвался возглас удивления. С противоположной стороны поворачивали, въезжая в ворота, с полдюжины дворян в сопровождении верховых слуг. Из-за стен донесся до него шум и гам множества людей. Это означало какое-то важное событие.

Он остановил мула, подождал, пока подъедет свита, и отправил одного из пажей выяснить, что происходит. Нужно же знать, на каком ты свете. Вернувшись после недолгого отсутствия, паж доложил, что это всего лишь встреча местных дворян.

- Гм-гм... - нахмурился де Сюрси, но потом кивнул: - Ну что ж, вперед!

И направил своего мула на короткую подъездную дорогу от тракта к воротам замка.

Маркиза насторожила такая многолюдная встреча. В нынешней напряженной ситуации она выглядела несколько странно. Еще более странной показалась она ему, когда он пробирался по двору между группами гостей, направляясь к парадной двери. На лице его отражалось лишь удовольствие от предвкушения приятной встречи, но глаза все подмечали. От них не ускользнули провожавшие его косые взгляды, перешептывание, холодное молчание. Маркиз мог читать по лицам этих сельских дворян, как по открытой книге. Он был для них врагом, и они держались настороженно, но им явно не хватало умения притворяться.

Добравшись лишь до середины двора, де Воль уже полностью оценил обстановку. Он воспользовался случаем навестить старого друга - и попал в осиное гнездо. Находиться здесь было опасно.

Антуан де Лальер широким шагом вышел вперед, навстречу ему, и маркиз спешился. Да, годы оставили свой след на лице друга, однако в нем появилось кое-что новое: скрытность и смущение, которые не в силах были скрыться за врожденной искренностью.

- Дени, друг мой!

- Антуан! Клянусь честью, будь я проклят!..

Обнявшись, старики расцеловали друг друга в обе щеки, и маркиз почувствовал, как пробилось, словно луч сквозь тучи, тепло старинной привязанности.

Де Лальер хлопнул его по плечу.

- Дружище! Клянусь Богом, ты не слишком изменился! Ну, появилось несколько морщин да волосы поседели. Как и у меня. Я-то думал, что тебя за бородой и не увидишь, но ты, гляжу, держишься старых обычаев. Ну, добро пожаловать снова в мой дом! Добро пожаловать!

Но стоило маркизу выразить деликатное опасение, что его визит, может быть, неудобен для хозяина, поскольку тот очень занят, дружеская открытость исчезла, вместо неё появилась некая демонстративность:

- Никоим образом! Никоим образом! Ты оказываешь нам честь, встреча с тобой - привилегия, которую мы все ценим. Я имею в виду всех нас... - Он пристально поглядел на нескольких соседей поблизости, словно требуя подтверждения своих слов, и те невнятно загудели, словно эхо. - Вот видишь, Дени! Неудобно? Фи, что за вздор!

Тем временем де Сюрси низко поклонился мадам де Лальер и церемонно расцеловался с нею. Ему представили де Норвиля ("Искусный интриган", подумал маркиз, немало знавший о нем и о его поездке в Англию), потом Ги де Лальера, затем остальных. Взглянув мельком на Блеза, стоящего позади, де Сюрси сразу заметил на открытом лице молодого человека тревогу. Обычная бесшабашность исчезла.

- Наша встреча, - старательно подбирая слова, выдавил из себя Антуан де Лальер, прежде чем проводить гостя в дом, - касается... э-э... шайки преступников, которых немало в этих горах. Мы собираемся... э-э... поймать их, если получится...

Его голос звучал громко и отчетливо, словно он намеревался сообщить эту информацию не только де Сюрси, но и другим, или, может быть, напомнить о ней.

- В самом деле? - произнес маркиз небрежно, но его слова были шпилькой для некоторых ушей. - Это меня интересует. На королевской службе мне нередко приходилось иметь дело с преступниками... всяческого рода.

Входя в дом, он буквально почувствовал, как сгустилось у него за спиной молчание.

Глава 5

Если бы Пьера де ла Барра не поразила в самое сердце прелесть мадемуазель Рене, он сумел бы извлечь для себя некую пользу, прислушавшись к болтовне во дворе. Но вместо того, чтобы смешаться с остальными гостями, он искал уединения в саду, по другую сторону здания. Там, прислонясь к стволу яблони, он томился, глядя затуманенным взором вдаль и ощущая некую сладкую муку, которой, правда, и раньше бывал подвержен, но всякий раз она казалась ему новой и более сильной. В такие минуты он преображался: из дерзкого становился кротким и смиренным, из самоуверенного - робким и застенчивым. Любовь не подкрадывалась к нему тайком, постепенно, нет, она налетала бурeй и мгновенно повергала его в экстатический транс.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное