Рыцарь, куколка, царевна и Вася

Выйти из затмения получилось благодаря соседке слева, которая заговорила с Инной. Но растерянность осталась. Почему Василий так говорил с ней и вел себя? Почему он вдруг сказал «гарно»? Инна могла отдать руку на отсечение, что с другими барышнями он себя так не вел.

С этого момента стало тревожно и страшновато: Вася сменил тон общения и вел себя иначе. Шутки и улыбки прекратились, он смотрел на нее хозяйски. Мелькнула мысль, что он на ее счет уже принял решение. Какое?

К концу вечеринки Вася все чаще смотрел Инне в глаза и все ближе придвигался. Ощущая его близость, Инна интуитивно угадывала, что в паре с Васей не сможет быть на равных, не говоря уже о том, чтобы командовать им. Он – дирижер, и если она будет чувствовать себя свободной, то только потому, что ему захочется, чтобы она себя так чувствовала. Она будет отдающей, а он – берущим. Берущим без особой признательности и благодарности, просто потому, что так для него и должно быть. Она всегда должна будет доказывать, что не зря существует в его пространстве. Доказывать делом. Он будет участвовать в отношениях дозировано, чтобы не дать лишнего, не заслуженного, не отработанного. Нет, он не дирижер – хозяин.

И Инна поняла: в Васе было что-то от ее дядьки из Днепродзержинска. У того дом был полной чашей, крепкое хозяйство и большая семья. Все завидовали его жене, но Инна, когда гостила у них, замечала, что общается и относится дядя Володя к тете Наде не так, как остальные знакомые ей мужчины относились к своим женам. Как к капиталу, как к активу, который обязательно должен отрабатывать свое и оправдывать вложения. Как к имуществу. Он называл ее «хозяйка». «Хозяйка, ужинать давай! Что это у тебя свет везде горит, а, хозяйка?» Дядя Володя никогда не шутил, не ласкал, не разговаривал с супругой просто так. Сколько молока надоила, проверила ли тлю на картошке, помыли ли бочки для засолки капусты, нарвали ли дети травы кроликам. Ни разу за все годы Инна не видела, чтобы он улыбнулся тете Наде или обнял ее. И тетя Надя почти никогда не улыбалась. А когда ей завидовали, махала рукой и отворачивалась.

В Инне встрепенулся бунтарь и упрямец, она захотела предстать такой, из-за которой Вася превратился бы в отдающего. Захотелось подчинить его, чтобы для него было счастьем ждать ее с работы и мыть за собой посуду, лишь бы сделать ей приятно. Она, конечно, в своих мыслях забежала далеко вперед, и про посуду было чистой фантазией, но что делать, если мысли шустрые?

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Тридцать шесть.

«Представляю, сколько женщин у него было, – подумала Инна. – Попробуй, удиви такого. Наверное, и с моделями крутил». Ей уже рассказали, что мужчины в их компании помешаны на моделях. По соседству была школа моделей.

– А тебе? – услышала она.

– Девушкам такие вопросы не задают.

– Да ведь узнать не проблема. Двадцать пять?

Инна удивленно посмотрела на него.

– В точку, да? Ты так и выглядишь.

– Обычно дают чуть ли не восемнадцать.

– Это из-за роста. Маленькая собачка… Сама знаешь. В глаза надо смотреть, в глазах опыт видно.

Инне стало обидно, что у нее в глазах не романтическая легкость, а опыт. Опыт! Нашел, что сказать! Как же, вдова, перехоронившая трех мужей! Но Вася не тот человек, чтобы развивать обиду, он только посмеется.

– Какая у тебя фамилия? – спросила она.

– Коваль.

Коваль красивее, чем Пацюк, но все же не так, как Зимовский.

– А у тебя? – спросил Вася.

Инна вздохнула:

– Пацюк.

Он чуть улыбнулся, мол, понимаю, почему ты такой вопрос задала.

– Откуда ты? – снова спросила Инна.

– С луганщины. А ты?

Вот в чем дело! Они с одного корня, поэтому, наверное, показалось, что она знает его.

– Из Астраханской области, – Инна решила не вдаваться в подробности своего происхождения. – Ты говоришь чисто.

– Да, специально избавлялся от южного говора. Ты тоже говоришь чисто, не сразу расслышал хохляцкие нотки.

– Что? – Инна никак не ожидала подобного заявления.

– У меня слух идеальный. Я музыкальную школу окончил, на баяне играю.

Инна разозлилась, потом взяла себя в руки: какая к черту разница? Понял и понял, что теперь? Он тоже не голубых кровей. У них одинаковый путь. Тоже, видимо, выгрызал себе место под московским солнцем.

Почему-то Инне стало грустно: встретила почти земляка, а не сказать, что он ей очень приятен. И хочется скрыть общие корни, отгородиться от него, показать, что она не такая. А может, не так уж они и похожи?

– Ты в театры ходишь? – спросила она, желая показать, что не лаптем щи хлебает.

– Нет, мне в них скучно, – ответил Вася так, как она сама отвечала Кире, когда та тащила ее на спектакль.

– Музыка, кино?

– Что по радио передают, то и слушаю. А из фильмов боевики смотрю, экшены, фантастику, так только, чтобы без соплей и слюней.

Инна почувствовала, как грубо звучит ее обычная отмашка про слезы и сопли, когда Кира зовет пересмотреть «Английский пациент» или «Грозовой перевал».

– Там Шванрценеггер или Стэтхем снимаются? – обычно язвила Инна.

– Ты воспринимаешь красоту мужчин исключительно в мышечной массе. Как так можно? – удивлялась Кира.