Рыцарь курятника

Карета остановилась на берегу Авелона. Четыре человека сошли с лошадей. Дверца отворилась, и один человек вышел из кареты. Оставшийся в карете высадил графа де Шароле, которого встретили два человека и отнесли его на берег. Один из тех, кто сидел в карете, шел впереди, другой – сзади; двое остальных замыкали шествие. Напротив кареты стоял очень красивый дом. Ворота этого дома отворились без шума. Карета въехала во внутренний двор; ворота затворились. Люди дошли до берега, где под ивами была привязана лодка. Шароле положили на дно лодки, двое в масках сели на корме, четверо взяли в руки весла. Лодка переплыла через речку и, обойдя вокруг города, причалила у стоявших группой высоких деревьев. Тут стояла рыбачья хижина; в ту минуту, когда лодка причалила, дверь хижины отворилась и из нее вышел человек. Послышался негромкий петушиный крик. Люди выбрались из лодки, пока рыбак удерживал ее багром. Два человека вынесли Шароле на руках и вышли на узкую улицу, совершенно пустую и безмолвную. Люди шли медленно, не производя ни малейшего шума. В центре улицы, слева, возвышался высокий и весьма обширный черный дом. Люди остановились перед этим домом.

Шедший впереди замаскированный человек нагнулся, сунул правую руку под дверь, которая тотчас отворилась. Все вошли, и дверь затворилась сама собой. Вошли в низкую залу, стены которой, необыкновенно толстые, не могли пропустить ни малейшего звука. Шароле посадили в кресло. Повинуясь властному жесту хозяина дома, четыре человека вышли из залы и затворили за собой двери. Люди в масках остались одни с Шароле. Длинная широкая зала со сводами была освещена многочисленными лампами, укрепленными на стенах. Один из находившихся в комнате пристально смотрел на Шароле. Со связанными руками и ногами, с кляпом во рту, тот сидел неподвижно и безмолвно.

– Выньте кляп и перережьте веревки на руках и ногах, – распорядился человек, стоявший перед графом.

Второй человек в маске поспешил повиноваться. Шароле вздохнул с облегчением и потянулся. С тех пор, как лошади его упали, граф в первый раз смог говорить и шевелить руками.

– Скажут ли мне наконец, где я? – спросил он, вставая и топая ногой.

– Вы в городе, где правосудие зависит от вас, монсеньор, – отвечал человек в маске, – в Бове, в нескольких лье от вашего поместья Фоссез.

– Кто меня привез сюда?

– Я.

– Кто ты такой, что осмеливаешься поднять руку на принца крови?

– Я тот, кому король подписал прощение на случай, если вас невзначай убьют.

– Меня убить? – сказал Шароле, побледнев.

– Нет. Если бы я хотел вас убить, я давно сделал бы это; но у нас разные вкусы, принц. Я не люблю убийств, я оставляю их вам. – Переменив тон, но сохраняя угрожающее выражение лица, он продолжал: – Вы хотите знать, кто я? Вам не долго придется ждать.

С этими словами, он ударил в гонг, лежавший возле него на столе. Дверь отворилась, и вошли два человека, ведя перед собой третьего, который был бос и с открытой головой. Грубая рубаха прикрывала его наготу, руки его были связаны за спиной, а шею стягивала веревка. Человек этот был поставлен напротив Шароле, потом те, что привели его, вышли. Тот, который говорил с Шароле, продолжал:

– Граф де Шароле, имею честь представить вам старого приятеля, которого вы не видели очень давно, барона де Монжуа.

Сделав шаг назад и скрестив руки на груди, он добавил:

– Теперь я вам скажу, кто я. Я Жильбер, сын Рено, оружейника с набережной Феррайль, того, которого вы заставили осудить судей этого городка, монсеньор, 29 января 1725 года, того, кого вздернули на виселице 30 января.

Наступила страшная минута молчания.

– 30 января 1725 года, пока вы ужинали оба с вашими друзьями у Бриссо, на улице Вербуа, я был здесь. Я был тогда совсем юн, мне было двенадцать лет. Я увидел тело моего отца на виселице. Настала ночь, я, держась за веревку, влез на помост и поцеловал моего отца. Наклонившись к его уху, я прошептал: «Отец мой, я отомщу за тебя, клянусь тебе. Тот, кто был причиной твоей смерти, умрет так же, как и ты, и там же, где умер ты». Прошло двадцать лет и шесть месяцев, как я дал эту клятву. Сегодня ночью я выполню ее. Вот подлый убийца моего отца! – прибавил он, указывая на Монжуа. – Он умрет. А вы, Шароле, его гнусный сообщник, осуществите эту месть. Он умрет от вашей руки. Его я приговорил к смерти, а вас – быть его палачом.

– Негодяй! – вырвалось у Шароле. – Ты смеешь оскорблять принца!

– Это уже не первое мое оскорбление. Мы давно знаем друг друга, месье де Шароле! Это я ограбил ваш замок Эмеранвилль, это я посадил вас на целую ночь в нечистоты, это я сжег ваш отель на улице Фран-Буржуа! Вы слышали произнесенный приговор? Граф де Шароле, вы повесите этого человека на виселице, как он повесил моего отца, и подпишете своим именем протокол казни. Вы сделаете это без малейших колебаний, без лишних слов. При малейшем промедлении я прострелю вам голову. Посмотрите прямо мне в глаза: двадцать лет назад меня звали Жильбер Рено, а теперь меня зовут Рыцарь Курятника!

Сорвав плащ и маску, Рыцарь показал себя во всем своем свирепом могуществе.