— Действительно.
— Другой чулок цел. Сабина, следовательно, у вас должна быть рана на ноге.
— Я не знаю.
Она вытянула правую ногу из-под одеяла.
— Да! В самом деле! — с живостью сказал Жильбер. — Вот шрам, на том самом месте, где разорван чулок. Второй шрам на икре, он больше.
Жильбер поспешно взял со стула башмаки.
— Правый башмак был разорван чем-то острым, — сделал он вывод. — Подошва прорезана. Значит, вы наступили на что-то, что ранило вас?
— Я не помню.
Жильбер вертел и переворачивал обувь, рассматривая ее чрезвычайно внимательно.
— Не ранили ли вы себя, когда выскочили из окна в павильоне на улице Сен-Клод? — продолжал он. — Вообще-то, скорей всего — нет, потому что чулок разорван не снизу вверх, и, падая, вы не повредили бы ногу в этом месте.
— Да, точно.
— Дайте мне этот башмак… Может быть, он мне понадобится.
— Ах, — сказала Сабина с болезненным вздохом, — как объяснить это ужасное происшествие?
— В вашей прошлой жизни ничего не может навести вас на след?
— Кажется, нет, Жильбер.
— Не питал ли кто-нибудь к вам ненависти?
— О, нет!
— Не был ли кто-нибудь влюблен в вас?
— Я любима моим отцом, братом, Нисеттой и вами.
— А другими?
— Я никогда этого не замечала.
— Вы молоды, хороши собой, очаровательны и должны были внушать страсть…
— Что же вы предполагаете, Жильбер?
— Что какой-нибудь отвергнутый обожатель, какой-нибудь бездушный негодяй, чтобы отомстить за ваше презрение, захотел погубить вас… Вспомните хорошенько, Сабина!
— Я пытаюсь, Жильбер, и ничего не нахожу; не могу найти. Я всегда принимала так холодно нежные слова, нашептываемые мне, я так мало обращала внимание на тех, кто хотел меня прельстить, говоря со мной о любви, что я ни о чем таком не помню совершенно.
— Вы никогда не натыкались ни на чей угрожающий взгляд?
Сабина вздрогнула, как будто ее ударило током.
— Да, — сказала она, — это было два раза.
— Где и как?
— Первый раз в театре; я была с моим отцом.
— Давно?
— Год тому назад…
— До того или после того, как я увидел вас в первый раз?
— После, — ответила Сабина, несколько покраснев, — потому что я держала в руках букет фиалок, который вы мне подарили накануне.
— Что же было?
— Нам было очень весело, когда, повернув голову, чтобы рассмотреть зрителей, я заметила в партере напротив нас человека, сидевшего спиною к сцене и пристально смотревшего на меня. Сначала я не обратила на это особого внимания, но этот человек оставался все в том же положении, устремив на меня взгляд. Эта настойчивость надоедала мне.
— Как выглядел этот человек?
— Высокого роста, крепкого сложения, с мрачной физиономией и одетый, как дворянин.
— Вы узнаете его, если увидите?
— Да.
— А после этого вы его видели?
— Только один раз.
— Где?
— В саду Тюильри.
— Давно?
— За несколько дней до той ужасной ночи.
— Но вы мне ничего не сказали, Сабина, вы мне не говорили об этом человеке.
— Что я могла сказать? Мы встретились в Тюильри; он опять посмотрел на меня очень пристально, потом ушел, не сказав ни слова.
— К вскоре после этой встречи случилось ужасное происшествие…
— Дня через три.
— Вы не знаете, кто этот человек?
— Нет.
— Он был один?
— Да.
— Вы никогда не получали никаких писем, о которых не сообщали бы вашему отцу?
— Мне писали несколько раз, но я распечатывала письма только ваши и Ролана.
— А остальные письма кто распечатывал?
— Мой отец. Он часто смеялся, читая их, а потом бросал в огонь.
— Словом, ничего в вашей жизни, за исключением взглядов этого человека, не казалось вам странным?
— Ничего. Я всегда жила спокойно и счастливо.
— Странно! — произнес Жильбер, задумавшись.
Он встал.
— Сабина, — продолжал он, — этот разговор вас утомляет — я это вижу по вашему лицу. Вы должны отдохнуть. Завтра я приду к вам, а до тех пор я, может быть, придумаю, каким образом нам дальше действовать, чтобы узнать правду.
Сабина протянула свою маленькую ручку, которую Жильбер пожал и нежно поцеловал.
— Не говорите ничего ни вашему отцу, ни вашему брату, ни Нисетте, — сказал Жильбер, — пусть этот разговор останется между нами.
— Обещаю, друг мой.
Жильбер наклонился еще раз поцеловать руку молодой девушки и бросил на нее взгляд, исполненный бесконечной нежности; потом, прощально помахав рукой, он вышел из комнаты. Спустившись по лестнице, он встретил Нисетту, которая собиралась подняться наверх.
— Ах, я так беспокоилась, брат, — сказала она, — и решила пойти к Сабине. Ты так долго был у нее…
— Ступай, дитя, — ответил Жильбер, — но не заставляй ее говорить: ей надо отдохнуть.
Нисетта подставила брату свой лоб для поцелуя, потом бросилась к лестнице, как вспорхнувшая птичка.
Жильбер вошел в парикмахерскую. Фебо и Блонден, подмастерья, пудрили парики. Ролан, прислонившись лбом к стеклу, смотрел на улицу. Услышав шаги Жильбера, он обернулся.
— Действительно Рыцарь Курятника взят? — спросил он.
— Кажется, — ответил Жильбер.
— Наши соседи хотят иллюминовать дома в знак радости.
— Кукареку! — раздалось на улице.
— Шутка продолжается, — сказал Ролан, смеясь. — Мальчишки бегают по улице и подражают пению петуха.
— На что это смотрят все любопытные, собравшиеся около дома Рупара? — спросил Жильбер.