— Если они написаны по-еврейски, тогда они нам может быть, помогут. Дай мне их. Я передам их старцу от твоего имени.
Леопольд дал ему письма — и Шабати отправился с ними к старику еврею. Переводчик был малый сведущий, перед шейхом пустыни он произнес длинную речь, тут же он понимал, что это ни к чему, поэтому молча стал перед иудеем, скрестив на груди руки.
Старик медленно повернул к нему голову.
— Что такое?
— Господин мой поручил мне передать тебе эти бумаги. — Он подал их еврею.
Последний развернул бумаги, заглянул в них и с удивлением приложил руку ко лбу, потом прочел наскоро до конца оба послания и свернул их опять.
— Кто ты такой?
— Я Шабати, переводчик из Триполи.
— Приведи ко мне твоего хозяина и его спутников вместе с верблюдами!
Шабати поспешил исполнить его приказание, и немецкие путешественники явились перед старцем с Леопольдом во главе.
— Ты Леопольд фон Ведель, господин?
— Да, это мое имя.
— Что Сара, благородная и несчастная из нашего несчастного племени, все еще живет под твоим покровительством?
— Она продолжает жить на земле моих отцов в доме который подарила ей моя покойная мать.
— Прославляю Бога моих отцов, Авраама, Исаака и Иакова, что мне довелось увидеть хоть одного христианина, который жалеет наш бедный народ и не постыдился протянуть нам руку помощи!
Он сказал несколько слов одному чиновнику и отдал ему бумаги, потом он подозвал другого и также дал ему какое-то приказание.
— Иди в мире, господин, вместе с твоими товарищами. Везде, на египетской земле, тебя будет охранять старый Наван-бен-Рагель, власть его отопрет тебе все двери, даже двери гробниц! Наслаждайся спокойно созерцанием нильских чудес, когда же возвратишься домой, скажи штеттинским евреям и осиротелой Саре, что мы приняли тебя, как будто ты из нашего племени! Деньги ты получишь, вещей ни твоих, ни твоих спутников никто не тронет. Но как чиновник, я не смею освободить тебя от пошлины. Во сколько ценишь ты ваше добро?
— Нам оно стоило трех тысяч пиастров.
— Хорошо так тебе придется заплатить здесь сто а в Александрии двести пиастров. Будь благоразумен, друг, и покорись необходимости. Зато никто не будет осматривать твоих вещей, как бы ни было много у вас драгоценностей. Но одно советую тебе: не носи при себе ничего, кроме денег! Александрийские евреи точно коршуны! Впрочем, они не могут иначе поступать, потому что слишком много вещей вывозится!
— Я приехал не из-за драгоценных камней или выгоды, — отвечал Леопольд, — но для того, чтобы видеть творения Божии и сооружения человека.
— Так, так, — ответил, улыбаясь, старик. — Зачем ты приехал, твое дело — не наше. — Он взял бумаги, отдал их Леопольду и при этом пожал ему украдкой руку. Потом он взял исписанный лист бумаги, к которому была приложена печать, подошел к турецкому офицеру, стоявшему тут же и, отдав ему с поклоном записку, шепнул ему что-то. Турок прочел бумагу и сделал знак рукой, Подбежал один кавас и получил бумагу вместе с приказаниями.
— Садитесь на своих верблюдов, — сказал офицер Леопольду и его товарищам, — и въезжайте в город. Мир и благополучие да будет с вами!
Иноземцев привели в дом богатого венецианского купца Паоло Монако. Он принял их очень любезно и, приветствуя, сказал, что их ждет сюрприз.
Действительно, войдя в дом, они увидели Ганса фон Арнима и доктора Палудано, которые приехали в Каир час тому назад. Пошли с обеих сторон расспросы. Арним рассказал, что получил в Триполи присланные из Европы деньги и, так как капитан корабля отправлялся с новым грузом обратно в Египет, он и доктор решились воспользоваться случаем, чтобы соединиться с товарищами и продолжать с ними путешествие, прерванное ими только из-за недостатка средств.
Вечером, когда каждый удалился в назначенную для него комнату, настала для Леопольда минута прощания с Шабати. Переводчик полюбил его искренне и был очень печален, но делать было нечего. Капитан корабля ждал его, и он был обязан с ним ехать, чтобы донести Ахмет-бею, как он исполнил его поручение.
— Поклонись от меня моему другу Ахмету, — сказал рыцарь переводчику, и, отрезав один из своих длинных белокурых локонов, прибавил: — Принеси ему эти волосы в доказательство, что ты видел, как я сжег его письмо. Прощай, Шабати.
Почти с благоговением взял Шабати белокурые волосы и, завернув их в кусок полотна, который вынул из дорожного мешка, положил в свой тюрбан и крепко обвернул последний вокруг своей бритой головы. Потом он поцеловал руку Леопольда и со словами: «Великий Бог есть единственный могущественный покровитель!» вышел из комнаты.
«Слава Богу, — подумал Леопольд, — стало быть, и эта страшная история теперь уже за мной. Вперед, дружище, берегись заводить в дороге слишком близкое знакомство, в другой раз могут выйти из этого большие неприятности».
Леопольд от старого Наван-бея узнал, что паша Египта — бывший невольник христианин, взятый корсарами, теперь принявший ислам.
— Я передал ему известие о вас, — сказал старый еврей, — и постараюсь сыскать для вас покровительство. Тем временем Галусса будет с вами.