— Ах, любезная Иоанна, — вздохнул канцлер, — придворная жизнь не так уж счастлива, и в ней есть сильные огорчения. Моя должность, многочисленные поездки с дипломатическими целями, необходимая роскошь в Штеттине ввели меня в долги, которые лежат тяжестью на моем имении Ротен-Клемценов. Пока я жив, мои дела пойдут еще сносно, но Эмме и детям придется очень плохо, если я только не выкуплю имения.
Иоанна Ведель встала и взяла связку ключей.
— Сколько, Валентин?
— К сожалению, двадцать тысяч марок!
Наступило молчание. Лицо у Иоанны слегка подернулось.
— Со смертью моего мужа прекратились все пирушки и выезды, и я накопила за десять лет довольно много денег. В ящике у меня шестнадцать тысяч марок! Они вот тут, Ганс, отопри и отдай их Эйкштедту! Пока мы живы, канцлер, моя радость должна быть вашей радостью и ваша честь — моей честью! Как Ноэмию и Руфь, нас может разлучить только одна смерть!
Эмма зарыдала и бросилась на шею к Иоанне. Канцлер же, дрожа от радости, поцеловал руку вдовы Курта и воскликнул:
— Ты благородная женщина, Иоанна! Пусть Всемогущий осенит твой дом милостью и избавит твое сердце от всех страданий!
— Он это уже сделал, Валентин, — ответила она, улыбаясь сквозь слезы. — Этот день скорби Господь обратил в радость, прошедшее и смерть заменил будущим и жизнью!
От всего сердца она обняла Эмму и канцлера.
— Ну теперь идем вниз! Надо созвать всю молодежь и послать ее в сад! Мы же, старики, повеселимся с молодежью, а Ганс сосчитает деньги. После обеда мы сделаем запись, и пастор благословит нас, детей и дом, так как черное солнце Кремцова снова сделалось красно-золотым и засияет в стране так же ярко и тепло, как мое сердце!!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Красная ведьма
Вследствие такого события день смерти Курта фон Веделя обратился в день радости, от которой вдова как будто переродилась. Дети вполне сошлись друг с другом, сад и дом огласились смехом и криками играющих. Даже Гассо оставил свою юношескую застенчивость, когда он увидел, что Гертруда весело играет и смеется с остальными детьми и нисколько не смущается бесцеремонного обращения с ней. Через три дня канцлерская чета уехала из Кремцова с дочерьми и капитаном Борком. Канцлер повеселел от полученных шестнадцати тысяч серебряных марок. Естественно, он дал Иоанне заемное письмо на эту сумму, обеспечив уплату имением Ротен-Клемценовым. На прощание было условлено, что каждый год Гертруда и Анна на несколько месяцев будут посещать Кремцов, чтобы молодые люди могли хорошенько узнать друг друга до своего совершеннолетия.
Все было уже улажено для обоюдного счастья обоих семейств, когда в историю дома Веделей вошел злой гений.
Ему помогла близорукость Иоанны.
Летом того же года, когда совершилась двойная помолвка в Кремцове, гофмейстерша и капитанша Маргарита фон Барк с детьми снова осчастливила своего мужа приездом в Штатгарт, надеясь, что он будет их сопровождать в родовое имение Штрамель. Господин фон Борк был не особенно доволен присутствием своей дражайшей половины, и несколько дней, проведенных с Маргаритой, достаточно убедили его, что он не ошибся в своих опасениях. Его семнадцатилетний сын Георг, служивший камер-юнкером при дворе, не имел, к несчастью, ни одного из хороших качеств своего отца. Сидония представляла пятнадцатилетнего дьявола в человеческом образе, и, к ее несчастью, она была очень очаровательным дьяволом. Добрый капитан в первые дни несколько раз порывался выйти из себя и разругаться с женой, но дальнейшее поведение Маргариты сделало его более спокойным и осторожным. Она, против обыкновения, была очень любезна и ласкова с ним. Такое поведение ее подействовало на Борка и успокоило его, хотя он и знал по опыту, что его супруга Маргарита замышляет что-нибудь недоброе, если становится уж слишком ласковой и внимательной. Но недолго пришлось ему томиться неведением, уже через полторы недели гофмейстерша изменила свое поведение.
— Итак, ты не будешь в Штрамеле в этот году, мой милый? — спросила она мужа однажды вечером, когда они остались одни, и собственной рукой наполнила ему бокал.
— Да, ты должна ехать одна с Георгом и Сидонией. Раньше осени я не освобожусь. Мне нужно завербовать новых людей для герцога, а этих мужиков не скоро приучишь управляться мечом и копьем и становиться в ряды.
— Да, я это понимаю. А хочешь ли ты, чтобы я отправилась с детьми на несколько недель к Иоанне Ведель?
— Нет, ни за что! Если ты не хочешь остаться у меня, то отправляйся куда хочешь — твоя воля, но сестру мою не смей беспокоить! Твое придворное житье и все твои привычки противны Иоанне. Наши дети, увы, не так воспитаны, чтобы я их мог соединить с моими племянниками и племянницами, из этого ничего не выйдет!
— Ага, господин капитан, ты очень ловок. Поистине, не учился ли ты скрывать свои мысли и произносить ненужные слова вместо того, чтобы делать дело?