Рыцарь Леопольд фон Ведель

Быстро, но тихо побежали солдаты через равнину. Фланговые отряды отделились, а главная масса войска следовала за знаменем. Почти не дыша добежал Леопольд с Харстенсом до моста, на середине которого стояла неподвижная мраморная статуя — Десдихада. Небо уже начало разгораться красным заревом, а по ту сторону моста пылали деревни. Оттуда доносились крики, рев скота и вопли людей.

— Стой! Постройтесь в ряды! Быстрым шагом вперед! — звучали приказания Харстенса, повторенные лейтенантом каждого отряда.

Быстро вбежали они на мост.

Эта женщина на лошади, живая фигура смерти, была теперь противна Леопольду. Десдихада, кажется, не чувствовала, что происходило в его сердце. Указывая копьем на пылающую деревню, она заметила холодно:

— Мы возьмем ее — и тогда крепость перед нами!

— Стой! Приготовиться! — командовал Харстенс. — Вперед на мост взойдут первые отряды, копейщики во второй и третий ряд, а стрелки в четвертый! Плечо к плечу, вперед!

Молча достигли они другого берега. Рыцари, охранявшие мост, быстрой рысью разъехались вдоль по берегу.

Еще прежде перехода Десдихада подъехала к Леопольду. Харстенс увидал, что фронт уже готов.

— Опустите копья! Вперед! Да здравствует император!

— Ура! — раздалось из тысячи глоток, а сзади забили барабаны. Ужасная ярость овладела Леопольдом.

Большой отряд турок в пестрых, развевающихся одеждах, подобно молнии, вылетел из пылающей деревни.

— Аллах, Аллах!

Леопольду некогда было уже рассматривать, кругом него дрались. Летали пули, стрелы, копья. Повсюду раздавались стоны, вопли, дикий вой!

— На них, во имя Божье! — гремел Харстенс.

— Вальдердорм, Вальдердорм!

Услыхав призыв к сражению, полк с поднятыми знаменами бросился вперед. Увлеченный толпой, Леопольд очутился среди пылающих домов, перепрыгивал через убитых, разил всех попадавших ему и, наконец, очутился в открытом поле. Перед ним стоял Дотис освещенный утренними лучами.

— Стой! — закричал Харстенс, обливаясь потом, и поставил знамя на землю. — Деревня наша, соратники! Копейщики будут прикрывать нас сзади, а стрелки займут деревню! Ну, брат Ведель, ты уже начал! Посмотри, как улепетывают языческие собаки в свою нору. Скоро мы перебросим мост и на крепость!

Леопольду показалось, что он вышел из пылающей печи. Сон это или действительность, что он еще жив и стоит у знамени. Теперь его пульс успокоился, и юноша удивлялся, как ему легко и хорошо. Он как будто проснулся от глубокого сна и осматривался кругом. Фенера, другого помощника Харстенса, не было, Хада же стояла равнодушно возле него, как будто такие переделки случаются каждый день. Перед ним открывалось ужасное зрелище! Сарацины пешие и на лошадях теснились на мосту, ведущему через ров в Дотис. Позади них, на равнине, царствовала смерть, и только изредка слышались стоны умирающих.

Когда сарацины переехали в город, мост был разрушен, и медленно по реке плыли балки и своды.

— Как ужасно! — вырвалось невольно у Леопольда.

— Да, господин, но война не самое страшное! — сказала Хада. — В жизни вы увидите еще больше зла и преступлений.

— Вы, конечно, привыкли к этому! — возразил он.

— Да, с шестнадцати лет я вижу эти безобразные картины. Здесь, по крайней мере, открытое сражение и всякий стоит за свое дело. Но если вы увидите бесчеловечные поступки, которые приходилось видеть мне, то вам война покажется шуткой. Что же особенного тут, если умирают люди, ведь должны же они умереть, особенно, когда жизнь полна мучений. Люди подобны траве. А где много травы, там есть и сено. Мы скосим его или нас скосят. Однако я теперь возьмусь за свое дело. Не проклинайте меня за это, помните, что я давно уже проклята!

— Покараульте знамя, Ведель, — сказал Харстенс. — Я посмотрю, где лежит Фенненштейн.

Прапорщик ушел, а Леопольд взял знамя.

Десдихада слезла с лошади, воткнула копье в землю и отправилась на равнину к раненым и мертвым. Гарапон бежал за ней. Первых она тихонько кликала, так как многие поднимали руки. Мертвых же она поворачивала головой к восходящему солнцу, брала у них различные вещи, которые затем исчезали в складках ее платья, похожих на мешок. Была отвратительная минута, но между тем в занятиях старухи не было ничего дурного. С каким-то почтением и торжественностью занималась она варварским ремеслом никакой жестокости или жадности не было видно на ее лице.

Голос Харстенса вывел Леопольда из таких размышлений.

— Эй, старик, — засмеялся он — однако мы далеко ушли. Черт возьми, будь нападение с той стороны деревни, нас разбили бы вдребезги. Сельджукские воины были самые лучшие воины высланные против нас старым свирепым мужиком. Вот идет наш начальник. Смирно! Копья на плечо! — Харстенс поднял знамя. — Да здравствует Вальдердорм!

Среди торжествующих криков подъехал он к полку.

— Клянусь святым Стефаном, вы славно дрались, дети. Важный пункт — деревня сзади, хотя это стоило, наверное, очень дорого. Что поделывают наши новобранцы?

— Они дрались, как старые солдаты, и Леопольд своим мечом отлично расчищал дорогу для знамени.

— А где юнкер фон Фенненштейн?